— Говорит ли вам что-нибудь фраза «разорвал свой цеп»?
— Э-э… может быть, «цепи»?
— Ах, конечно! — обрадовался Льюко. — Так гораздо понятнее. — Он стал читать дальше. — А может быть, и нет…
Он дочитал до конца, нахмурился и начал читать письмо заново, рассеянно махнув рукой куда-то в угол:
— По-моему, где-то там есть складной стул. Присядьте, лорд Ингри.
К тому времени, когда Ингри разыскал стул, разложил его и уселся, Льюко оторвался от письма.
— Жаль мне того шпиона, которому пришлось расшифровывать это, — с сочувствием сказал он.
— Халлана пользовалась шифром?
— Нет. Просто такой у неё почерк. Да ещё, как я понимаю, писала она в спешке. Нужна привычка — а уж у меня она есть, — чтобы всё это разобрать. Что ж, мне случалось тратить силы, получая за труды меньшую награду. Не от Халланы — она всегда пишет о важных вещах, это один из её не слишком удобных для окружающих талантов. Её ласковая улыбка прячет священное неистовство. И безжалостность. Спасибо Отцу за смягчающее влияние Освина… хоть оно и невелико.
— Вы хорошо её знаете? — поинтересовался Ингри.
«И знаете ли, почему этот образец добродетели пишет именно вам из всех служителей храма в Истхоме?»
Льюко свернул письмо и постучал им по столу.
— Я был назначен её наставником, много лет назад, когда она так неожиданно сделалась волшебницей.
Но ведь учить волшебника может только другой волшебник. Значит… Как прыгающий по воде камешек, ум Ингри скользнул мимо двух настойчивых вопросов и остановился на третьем:
— Как может человек сделаться бывшим волшебником? И не пострадать при этом? — Ингри помнил, что в обязанности того дартаканского святого входило лишать силы незаконных волшебников, которые, как говорили, отчаянно сопротивлялись этой процедуре. Льюко совсем не походил на такого ренегата.
— Есть способ отказаться от подобного дара. — На лице Льюко было написано наполовину сожаление, наполовину радость. — Если человек своевременно решит проделать всё необходимое.
— Разве это не мучительно?
— Я не говорил, что дело лёгкое. — Голос Льюко стал ещё тише. — На самом деле тут требуется чудо.
Так что же представляет собой этот человек?
— Я уже четыре года служу в Истхоме. Удивительно, что наши пути ни разу до сих пор не пересекались.
— Но это не так. В определённом смысле… Я очень хорошо знаком с вашим делом, лорд Ингри.
Ингри напрягся: ведь Льюко недаром выбрал такое слово — «дело».
— Вы были тем храмовым волшебником, которого посылали на расследование в Бирчгров? — Ингри нахмурился. — Мои воспоминания о том времени перепутаны и отрывочны, и вас я не помню.
— Нет, то был другой человек. Моё участие заключалось в другом. Храмовый следователь привёз мне из замка пепел, чтобы я восстановил записку с признанием.
Ингри нахмурил брови.
— Разве это не такая задача, которую просвещённая Халлана назвала бы слишком крутой для храмовой магии? Разве по силам кому-нибудь восстановить порядок из хаоса?
— Ну, в определённой мере… Увы, месяц работы и, возможно, год моего служения — и, как выяснилось, ради совершенной малости. Я был в ярости. Что вы помните о просвещённом Камриле? Молодом священнослужителе, которого совратил ваш отец?
Ингри напрягся ещё больше.
— После знакомства, которое длилось в течение часа за ужином и ещё четверти часа во время обряда… не слишком много. Всё внимание Камрила было поглощено моим отцом. Я для него был незначительным добавлением. И откуда вы, в конце концов, знаете, кто кого совратил? — язвительно заключил Ингри.
— Это-то было ясно. Менее ясно — как удалось уговорить Камрила. Он согласился не за деньги и, думаю, не потому, что ему угрожали. Была какая-то причина — Камрил, наверное, думал, будто совершает доброе дело, чуть ли не героическое, но что-то получилось ужасно неправильно.
— Как вы можете судить о том, что было у него на сердце, раз вы даже не знаете, о чём он думал?
— Ну, об этом мне гадать не пришлось — всё было написано в его письме. Как только мне удалось его восстановить… Три страницы, кричавшие о горе, вине, раскаянии. И ни единого факта, о которых мы бы уже не знали, — поморщился Льюко.
— Если Камрил написал признание, то кто его сжёг? — спросил Ингри.
— Об этом я могу только гадать. — Льюко откинулся в кресле, проницательно глядя на Ингри. — И всё же я уверен в своей догадке больше, чем во многих вещах, в отношении которых имеются неопровержимые свидетельства. Известна ли вам разница между волшебником, который повелевает своим демоном, и волшебником, который находится у него в подчинении?
— Халлана говорила о чём-то подобном. Мне это показалось ужасно сложным.
— Изнутри-то нет. Разница очень проста. Пропасть между человеком, который пользуется силой в своих целях, и силой, которая использует в своих целях человека… иногда не шире муравьиного шага. Я знаю, я сам однажды подошёл опасно близко к этой пропасти. Я уверен: после несчастья, погубившего вашего отца, а вас… вас сделавшего тем, чем вы стали, власть над Камрилом захватил демон. То ли волшебника ослабило отчаяние, то ли с самого начала демон был сильнее — этого теперь никто не узнает, но в глубине души я уверен: последним, что сделал Камрил, было написанное им признание, а первое, что сделал демон, захватив власть, — это сжёг его.
Ингри раскрыл рот, потом закрыл его. Он уже давно отвёл Камрилу роль предателя, и теперь ему неприятно было осознать, что молодой волшебник, в свою очередь, мог оказаться каким-то странным образом предан.
— Так что, видите ли, — мягко продолжал Льюко, — судьба Камрила занимает меня… более того, не даёт мне покоя. Боюсь, что не могу, увидев вас, не вспомнить о ней.
— Не удалось ли служителям храма узнать, жив Камрил или мёртв?
— Нет. Было одно сообщение о незаконном волшебнике в Кантонах лет пять назад, которым мог оказаться Камрил, но след его оказался потерян.
Ингри начал произносить вопрос: «Кто…», но передумал и спросил:
— Что вы такое?
Льюко развёл руками:
— Теперь всего лишь простой храмовый надзиратель.
«Надзиратель над кем?»
Может быть, над всеми храмовыми волшебниками Вилда? «Всего лишь» и «простой» казались совсем не подходящими к данной ситуации словами.
«Этот человек может быть для меня очень опасен, — напомнил себе Ингри. — Он уже знает слишком много».
И, к несчастью, узнает ещё больше… Льюко снова взглянул на письмо и начал задавать Ингри вопросы о том, что произошло в Реддайке. Удивляться тут было нечему, да Ингри и не сомневался: большая часть событий описана Халланой.
