— На чьей стороне, по-вашему, вы сами? — нетерпеливо спросила Йяда.
Мысли Ингри были остановлены на полном скаку.
— Я не знаю. Каждая стена, на которую я опираюсь, уходит в сторону, и я двигаюсь по кругу. — Ингри поднял голову и увидел совсем рядом глаза Йяды, янтарные в колеблющемся свете. Зрачки Йяды были огромными, они, казалось, впивают в себя Ингри. Он мог бы упасть в них, как в глубокий колодец, и, в свою очередь, выпить до дна. Да, Йяда обладала притягательной красотой, под которой таилось волнующее свободолюбие духа леопарда. Однако помимо этого… было и что-то ещё. Ингри хотелось дотянуться до этой тайны, тайны столь важной. — Я на той стороне, где ты. И не только ты.
— Тогда, — выдохнула Йяда, — это же можно сказать и обо мне.
Ох… Ни время, ни его сердце, конечно, не остановились, и всё же Ингри на мгновение почувствовал себя так, словно сделал шаг с огромной высоты, но не начал падать. Веса не было.
— Милая моя мыслительница…
На то, чтобы преодолеть малое расстояние — не больше ширины ладони, — которое разделяло их губы, не потребовалось и секунды. Глаза Йяды широко раскрылись.
Её губы были именно такими нежными, как он и ожидал, и тёплыми, как солнечный свет. Первое прикосновение было робким и целомудренным, но тело Ингри сотряс оглушительный удар, прокатившийся по всем его членам. Руки Ингри дрожали, и он унял дрожь, обвив одной рукой талию Йяды, а другой зарывшись в её распущенные тёмные волосы. Тёплые ладони легли ему на плечи, пальцы судорожно впились в мышцы. Губы Йяды ответили на его поцелуй.
Следом за тем первым ударом Ингри окатила волна желания, воспламенив его чресла, заставив вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он так обнимал женщину… Нет, так он женщину никогда не обнимал! Поцелуй внезапно сделался страстным, а вовсе не целомудренным. Он не мог оторваться от губ Йяды, и её белые руки всё крепче стискивали его. Их сердца начали биться в едином ритме.
И тут они проникли сквозь друг друга…
Волшебный поцелуй неожиданно перестал для них быть просто красивой фразой. В этом поцелуе на самом деле не было никакой романтики — он пугал до потери дыхания. Йяда задохнулась, Ингри охнул, и они отстранились друг от друга, хотя продолжали держаться за руки — не как влюблённые, скорее как люди, цепляющиеся друг за друга, чтобы не утонуть.
Глаза Йяды, и раньше широко раскрытые, теперь стали огромными — одни зрачки с узенькой золотой полоской вокруг.
— Что ты?.. — выдохнула девушка в тот же момент, когда Ингри прошептал:
— Что ты сделала?
Одна рука Йяды прижалась к сердцу под тёмной тканью одежды.
— Что это было?
— Не знаю. Я никогда… не чувствовал…
Скрипнули половицы, что-то звякнуло… Ингри отпрянул от Йяды в тот момент, когда дверь его комнаты распахнулась. Йяда обхватила себя руками, словно ощутив внезапный холод, и шёпотом бросила неподобающее короткое слово. Ингри только успел бросить на неё лукавый взгляд, когда из комнаты на еле освещённую лестничную площадку выглянул заспанный Теско.
— Милорд? — вопросительно протянул он. — Я услышал голоса… — Парень удивлённо заморгал, увидев сидящую на ступеньке пару.
Йяда поднялась, взяла свою свечу, подарила Ингри безмолвный пламенный взгляд и упорхнула наверх.
На мгновение позволив себе безответственное мечтание, Ингри представил себе, как обнажает меч и обезглавливает слугу. К несчастью, площадка была слишком тесной для такого взмаха. С долгим вздохом Ингри прогнал видение и поднялся на ноги.
Теско, возможно, почувствовал неудовольствие Ингри из-за его несвоевременного вмешательства и с настороженным поклоном распахнул дверь перед своим господином. Неуклюжего парня приставили к Ингри, когда он ещё только стал доверенным лицом Хетвара. Ингри привык сам о себе заботиться, так что обращался со слугой с равнодушием, которое постепенно преодолело изначальный ужас Теско перед устрашающей репутацией хозяина — пожалуй, даже слишком. В тот день, когда Ингри обнаружил, что Теско прикарманивает то немногое, чем он владеет, он подтвердил свою репутацию наглядной демонстрацией, после чего остальные слуги Хетвара принялись вовсю дрессировать своего младшего собрата: ведь если бы Ингри выгнал Теско, заменить его пришлось бы кому-нибудь из них.
Ингри позволил Теско стянуть с себя сапоги и отдал некоторые распоряжения на утро. После этого он рухнул на кровать, но уснуть не смог.
Он был слишком возбуждён, чтобы спать, слишком пьян, чтобы мыслить ясно, и слишком измучен, чтобы подняться с постели. Кровь, казалось, пенится в его жилах, поёт в ушах. Ингри с острым вниманием вслушивался в каждый шорох с верхнего этажа. Продолжает ли Йяда дышать в том же ритме, что и он? Ингри всё ещё был возбуждён, но что-нибудь предпринять по этому поводу боялся: если Йяда так же ощущает каждый удар его сердца, как он — её…
Они, конечно, шли к этому моменту полного слияния уже не один день. Ингри чувствовал себя так же связанным с Йядой, как если бы они были парой гончих на одной сворке.
«Ну так кто же охотник? И что собой представляет дичь?»
Тяжкий звон сковывающей их цепи отдавался в костях Ингри — цепи тоньше паутинки и крепче стали.
Ингри не было нужды вслушиваться в скрип кровати, на которой ворочалась Йяда. Он знал о ней всё с такой же точностью, как знал положение собственного тела, и даже протянул в темноте к ней руку.
«Это же иллюзия. Я просто схожу с ума от безответного вожделения…»
Только теперь вожделение не казалось таким уж безответным. На лице Ингри на мгновение появилась совершенно идиотская улыбка.
Должно быть, он всё-таки уснул, потому что Теско пришлось вытащить его из постели на пол, чтобы разбудить. Руки у слуги дрожали: он испытывал ужас перед сонным Ингри, но не меньший — перед возможностью ослушаться приказания. Продрав глаза, Ингри заверил Теско, что ослушание обошлось бы ему дороже. Через некоторое время ему удалось сесть, хоть всё тело у него и болело.
Ингри позволил Теско помочь себе в умывании, бритьё и одевании — чтобы не задеть рану на правой руке: новая повязка, наложенная лекарем на ладье, была насквозь пропитана сочащейся кровью, но времени менять её уже не было. Грязный бинт с левого запястья Ингри решил снять: та рана почти зажила, остались лишь розовые шрамы, коричневые струпья и позеленевшие синяки. Рукав тёмно-серого камзола, который Ингри носил в городе, достаточно хорошо их скрывал. Натянув сапоги, надев портупею с мечом и сунув за пояс кинжал, Ингри счёл себя выглядящим достаточно пристойно, если не считать покрасневших глаз и бледного лица.
Он с отвращением отказался от хлеба, с жадностью выпил кружку чая и спустился по лестнице. Подняв глаза, он обнаружил, что два этажа для него не препятствие.
«Йяда всё ещё спит. Это хорошо».
Воздух снаружи был холодным и влажным, света хватало только на то, чтобы Ингри мог разглядеть дорогу. На противоположный конец Королевского города он добрался с головой всё ещё тяжёлой, но всё же благодаря прогулке соображающей несколько лучше.
