– Якорь готовим, – раздался с кормы голос Шурика, и гребцы подняли весла вверх.
Ладья, замедляя ход, скользила к берегу. Раздался сильный всплеск, большой камень с привязанной к нему веревкой пошел ко дну, и через секунду корабль, дернувшись, остановился. Гребцы разом загомонили, предвкушая обед и выпивку. Олег поднялся на ноги.
У шатра князя Андрея Олега узнали – Барма нырнул внутрь и появился обратно не один. Следом за ним из шатра вышел ссутулившийся… Не ссутулившийся, а скособочившийся человек. У этого человека были красные, воспаленные глаза, волосы на голове и борода безобразно спутались, на левой щеке алел впечатляющий шрам, еще совсем недавно сильно кровоточащий, рубаха на плече и груди вся была в красных пятнах. Это было какое-то привидение, случайно оказавшееся в чужом теле. Но сомнений не было – это был князь Андрей Ярославич.
«Как же так, боярин?» – прочитал Олег у него по губам, растерянно оглянулся по сторонам и только теперь вспомнил про траурный шатер. Рванулся было назад, но снова спросить, что случилось с княгиней, не успел. Передние пологи навеса раздвинулись, и четверо слуг, которыми распоряжался Норман, вынесли на палубу носилки.
Княгиня была до подбородка укрыта меховым покрывалом, лицо зеленоватое, под глазами тяжелые синяки. За носилками из шатра тянулся тяжелый мертвенный запах. Вороны, пролетавшие мимо, резко развернулись и поспешили убраться подальше.
Олега жестко ударила дрожь. Он должен был вернуть князю жену живой и здоровой… Из глубины души поднялось желание перекреститься, и он повернулся к Никольскому собору. Губы зашевелились, но это не было молитвой – это была страшная клятва, скрепленная самым большим залогом, который он сам себе мог позволить.
Олег перебрался на плот, который должен был доставить носилки с княгиней на берег, в княжеский лагерь, и остановил Нормана, который собрался следом:
– Я один, не ходи со мной.
Три толчка шестами. Всего три толчка шестами, и они на берегу. Олегу пришлось услышать то, от чего он так просил его избавить.
– Как же так, боярин?!
Олег не нашелся, что сказать. Но князь и не ждал ответа. Он опустился на колени, запустил руки под покрывало, выпростал оттуда руку Анны Данииловны, а потом… Потом вдруг резко бросил ее, как будто обжегся, и ошалевшими глазами уставился на Олега:
– Да она ж теплая!
Олег тоже схватил княгиню за руку, и развернулся к Феликсу, который вместе с Норманом и Шуриком как раз выбирался из похожей на ялик лодчонки, перевезшей их на берег.
– Она теплая!
– А с чего ей быть холодной? – не понял Феликс. – Она же живая!
Потом все одновременно что-то сообразили. Феликс и Норман засмеялись, Шурик иронично покачал головой. Олег бессильно опустился на влажный песок, а князь остервенело заорал:
– Владимирского гонца мне сюда!!!
Но того быстро найти не удалось. Палатка, где ему отвели место, была пуста, слуг на месте тоже не было. С поля за Жилотугом притащили конюхов, но те только разводили руками: буквально только что были там лошади низовских людей, а вот и нет их уже.
Князь Андрей выругался и велел разослать по окрестностям несколько отрядов на поиски исчезнувших владимирцев. И скрылся в своем шатре вслед за носилками с княгиней.
Олега с коллегами обступила все обитатели княжеского лагеря, потом откуда-то протолкнулся Урдин, обнялся со всеми и потребовал «сказу».
– Не против мы речь держать, бояре, дружина и немцы честные, – Феликс перевернул корыто, в котором держали воду для новгородских собак, переселившихся в лагерь, поближе к сытной еде, и поднялся на него. – Сказ наш всем полезно услышать, ибо, во-первых, великое дело мы сделали, а во-вторых, язык мой глаголом наделен отменным, никто сравниться не может.
Феликсов рассказ соответствовал действительности примерно на треть, а иногда он придумывал и совершенно фантастические вещи. Но никто из слушателей не засомневался в том, что по дороге из Переславля во Владимир пришлось перебить тьму крокодилов, каждый из которых был размером с небольшого дракона. Да и как не поверить, если эти странные люди с Волыни вернулись с княгиней, хотя почти все княжеское войско было уверено, что сгинут они. И даже втайне от князя бились на это об заклад с Урдином, Среброй и несколькими молодыми владимирскими дружинниками, твердо уверенными в обратном.
– А ведь это все пересказывать потом будут, – шепнул Олегу на ухо Норман. – Теперь точно не буду доверять никаким преданиям.
Олег согласно кивнул и почти уже собрался взять за локоть Нормана, отвести его в сторонку и узнать, что же случилось на Понеретке и позднее. Но тут Феликс перешел как раз к этому.
Теперь он был очень критичным. Признал, что «богатыри расслабились, потеряли бдительность» и если бы не новгородцы со «славным Милятой», то были бы все они уже «в славном месте с кущами и чудесными напитками».
– Милята – это ж наш резидент
[112]
, – удивился Олег. – Интересно… Так и было все?
– Да, – кивнул Норман. – Буквально через полчаса после нападения его люди подоспели. Около сотни. И тогда те, кто засаду устроил, быстро исчезли.
– Еще интереснее. Допросить никого не удалось?
– Нет. Только мертвые остались.
– Странная история… – Олег запустил руку в бороду. – Ты понимаешь, в чем суть? Нет? Наши преследователи могли на нас где угодно навалиться, но они выбрали единственно возможное в тех краях место, где их не могла засечь Квира. Это или какое-то совершенно чудовищное совпадение, или…
Конец фразы Норман не расслышал. Со стороны Новгорода раздался рев десятков труб. Все разом обернулись и увидели, как по городскому валу частой цепью рассыпаются пешие ратники, а из ворот выходит сильный конный отряд. Стяги были украшены благословляющей рукой – эмблемой новгородского архиепископа Далмата. К лагерю князя Андрея вышел его полк. В сопровождении сильного эскорта показались несколько мужчин, одетых в богатые опашни и монашеские рясы.
– Вчерашние возвращаются, – к Олегу протиснулся Урдин. – Князь Великий Новгород попросил об убежище. Ответ везут теперь.
Новгородские послы расположились на одном из холмов поодаль и, судя по всему, в княжеский лагерь ехать не собирались. Олег обернулся в сторону шатра Андрея Ярославича и увидел, что князь вышел наружу, смотрит в их сторону и раздраженно теребит край плаща. Потом он топнул ногой, будто прихлопнув каблуком гордость, велел привести коня, сел в седло и в сопровождении двух слуг поскакал к новгородцам.
Спасителям великой княгини Владимирской тоже подвели лошадей. Олег, оказавшись в седле, попытался пустить своего коня галопом, но Шурик его остановил, позволил только медленную рысь. Из-за этого к месту переговоров они добрались, пропустив большую часть речей от лица Новгорода, которые произносил человек в игуменском клобуке. Расслышать они могли только, как он объявил, что в новгородских владениях князю «быть невможно».
