Ужин был обильным, хоть и простым; кухня освещалась огарками свечей и огнем очага, разожженным, несмотря на долгий и теплый летний день. Сразу после ужина все, а не только она одна, решила Фаун, отправятся в постель. В кухне было жарко, и разговор сначала был вялым и касался только практических вещей. Все устали, и умы были полны воспоминаниями о недавно перенесенных бедах. Поскольку все вынужденно ели руками, некоторая неуклюжесть Дага не бросалась в глаза, как с удовлетворением отметила Фаун. Хоть можно было ожидать, что отсутствие протеза мешает ему, однако девушка заметила, что он старательно скрывает свое запястье под столом. Даг говорил только, чтобы побудить сидящую рядом с ним Фаун хорошенько поесть, но уж этого-то он требовал от нее неукоснительно.
– Спасибо, что помог Таду со всем этим разбитым стеклом, – сказала ему фермерша.
– Невелик труд, мэм. По крайней мере теперь вы все сможете ходить, не опасаясь пораниться.
– Я помогу тебе вставить новые стекла, Петти, – предложил Сасса, – как только все немного образуется.
Женщина бросила на зятя благодарный взгляд.
– Спасибо тебе, Сасса.
– Промасленная бумага на окнах была вполне хороша в мое время, – проворчал дедушка Хорсфорд.
На это его седовласый сын ответил только:
– Возьми еще лепешку, папаша. – Земля могла все еще принадлежать старику, по крайней мере формально, но всем было ясно, что хозяйка в доме – Петти.
Разговор – это, на взгляд Фаун, было неизбежно – скоро вернулся к недавно пережитым бедам. Даг, который казался Фаун усталым, был неразговорчив. Она заметила, как он четыре раза подряд прибег к своему любимому трюку – ответил вопросом на вопрос. Так продолжалось до тех пор, пока Сасса, вздохнув, не заметил:
– Жаль, что твой отряд не появился на денек пораньше. Может быть, удалось бы спасти мальчишку, которого съели твари.
Даг не то чтобы поморщился... его веки просто чуть опустились, голова склонилась к плечу. Усталость на его лице сменилась полным отсутствием выражения. В кухне повисла тишина.
Фаун выпрямилась, чувствуя обиду за Дага.
– Думай получше о том, чего бы еще пожелать. Если бы отряд Дага оказался здесь до того, как я... как мы... до того, как зловредное привидение умерло и глиняные люди разбежались, было бы большое сражение. Очень многих могли убить, и того мальчика тоже.
Сасса, нахмурив брови, обернулся к Фаун.
– Да, но ведь его съели. Разве это тебе все равно? Мне-то точно не все равно.
– Так всегда делают глиняные люди, – пробормотал Даг.
Сасса растерянно взглянул на него.
– Ты к такому привык, да? – Даг пожал плечами. – Но ведь то был ребенок!
– Каждый человек чей-нибудь ребенок.
При этих словах Петти, которая устало смотрела в свою миску, подняла глаза.
Джей с подначкой заметил:
– А вот если бы они явились на пять дней раньше, на нас не напали бы. И все наши коровы, овцы и собаки были бы живы. Раз уж ты принялся желать, пожелай и такого.
С улыбкой, которая больше походила на гримасу, Даг отодвинулся от стола и кивнул Петти.
– Извините меня, мэм.
Он тихо прикрыл за собой дверь кухни, его шаги прозвучали на крыльце и стихли, растворившись в ночи.
– Что это его укусило? – поинтересовался Джей.
Петти шумно втянула воздух.
– Джей, знаешь что: временами я думаю, что твоя мамаша уронила тебя в детстве и ты ушиб головку.
Парень растерянно заморгал и пробормотал скорее изумленно, чем сердито:
– Что?
В первый раз за несколько часов Фаун ощутила озноб. Ее бледность не ускользнула от наблюдательной Петти.
– Вот что, девочка, тебе место в постели. Хорс, помоги-ка ей.
К счастью, Хорс был гораздо молчаливее, чем его молодые родичи; а может быть, жена уже успела вправить ему мозги насчет их странных гостей. Так или иначе, он молча провел Фаун по темному дому. Ничего не видно, решила Фаун, не потому, что у нее потемнело в глазах, хотя голова у нее снова разболелась. Петти двинулась следом, вставив огарок свечи в чашку за неимением подсвечника.
В одной из пристроек оказались две тесные спаленки одна напротив другой. Хорс отвел Фаун в одну из них; там на кровати уже лежала одна из перин. От кровати уцелела только деревянная рама, но кто-то – Даг или Таг – уже успел привести в порядок веревочную сетку. Влажный летний ветер влетал в лишившиеся стекол маленькие окна. Фаун решила, что это, должно быть, спальня дочери Петти; девушки, наверное, вернутся завтра вместе с фургоном.
Как только Хорс благополучно доставил Фаун в комнату, Петти выставила его за дверь. Фаун, смущаясь, сменила прокладки, прячась под легким одеялом, в котором по случаю жары надобности не было. Петти ограничилась коротким «Давай сюда» и «А теперь ложись». Еще накануне, подумала Фаун, она отдала бы что угодно, чтобы ей помогала любая женщина, только не тот чужой мужчина... Сейчас ей странным образом хотелось обратного.
– Мы с Хорсом будем в комнате напротив, – сказала Петти. – Ты можешь позвать меня, если ночью что-нибудь понадобится.
– Спасибо, – прошептала Фаун, честно стараясь испытывать – благодарность. Вряд ли ее поняли бы, если бы она попросилась обратно на подстилку на кухне. К Дагу... Куда, интересно, эти неблагодарные крестьяне поместят дозорного? В сарай? От одной этой мысли Фаун пришла в ярость.
В проходе, ведущем в пристройку, прозвучали шаги, которые Фаун научилась безошибочно различать, и в дверь коротко постучали.
– Входи, Даг, – крикнула Фаун прежде, чем Петти успела откликнуться.
Даг протиснулся в тесное помещение. На левой руке у него лежала стопка выстиранной одежды, которую Фаун раньше видела на заборе: синее платье и штанишки Фаун, собственные штаны и трусы Дага, так сильно окровавленные накануне. Под мышкой Даг нес мешок Фаун. Мешок он положил на выметенный пол в углу, накрыв его сверху одеждой.
– Вот твои вещички, Искорка.
– Спасибо, Даг, – просто сказала Фаун. На его лице, как блик света на воде, промелькнула и тут же исчезла улыбка. Неужели никто никогда не говорит дозорным «спасибо»? Некоторые вещи начинали удивлять Фаун.
Настороженно кивнув не спускавшей с них глаз Петти, Даг подошел к постели и положил руку на лоб Фаун.
– Горячая, – сообщил он, потом коснулся лба девушки не ладонью, а запястьем. Фаун попыталась различить его пульс сквозь тонкую кожу, как раньше ловила удары его сердца, но безуспешно. – Но лихорадки нет, – тихо добавил Даг.
Он сделал шаг назад, и губы его сжались. Фаун вспомнила, как эти губы касались ее волос накануне, и почувствовала, что ничего не хочет, только бы эти губы поцеловали ее на ночь. Разве это так уж плохо? Только мрачное присутствие Петти делало подобное желание неуместным...
