Страсть молодых дозорных к быстрым танцам казалась ненасытной, но в конце концов запыхавшихся музыкантов сменили двое певцов. За окнами долгий летний день уступил место сумеркам, в комнате стало жарко от огня свечей и ламп, от разгоряченных тел. Даг вывинтил из крепления тамбурин и уселся у ног Фаун, подкрепляя силы пивом, которое непрерывно разносили добровольцы.
Одна из песен была Фаун совсем незнакома, вторая имела знакомую мелодию, но другие слова, а третью Фаун приходилось слышать, когда тетушка Нетти напевала ее за пряжей. Фаун стала гадать, сложили ли ее крестьяне или Стражи Озера... Певцами были мужчина и женщина из отряда Чато, и их голоса чудесно сочетались: ее – высокий и нежный, его – низкий и глубокий. Фаун к этому времени уже не могла бы сказать, вымысел или нет песня о заблудившемся дозорном, который танцует с волшебными медведями.
Потом к певцам присоединился игрок на флейте, и когда он заиграл вступление к следующей песне, Даг резко поставил на пол свою наполовину полную кружку. Его улыбка, обращенная к Фаун, теперь скорее напоминала гримасу.
– Мне нужно выйти. Пиво, понимаешь ли... – Извинившись, Даг поднялся на ноги.
Три пары глаз встревоженно уставились на него: Мари, Утау и еще одного из старших дозорных... Мари даже сделала вопросительный жест: «Не нужно ли?..» – на что Даг только покачал головой и вышел из комнаты, не оглядываясь.
«Пять десятков воинов вышли в путь в тот день...» – начиналась песня, и Фаун быстро поняла, что вызвало неожиданный уход Дага: песня оказалась длинной балладой о битве на Волчьем перевале. В поэтическом кружеве не упоминалось имен, баллада говорила только о мужестве, жертвенности и победе, она звала слушателей проникнуться духом героев, и при других обстоятельствах Фаун сочла бы ее захватывающей. Большинство дозорных были искренне тронуты и зачарованы; Рила вытерла слезу, а Саун слушал разинув рот.
«Они не знают!» – поняла Фаун. Саун, который нес дозор с Дагом и утверждал, что хорошо его знает, не знал... Утау, слушавший, прикрыв рот рукой и с потемневшими глазами, знал; знала, конечно, Мари, кидавшая встревоженные взгляды на дверь, через которую вышел Даг и через которую не спешил возвращаться... Наконец баллада кончилась и зазвучала другая песня, более жизнерадостная.
Когда Даг так и не вернулся, Фаун сама выскользнула из комнаты. Кто-то еще вошел в туалетную комнату, так что Фаун стала искать вне дома. Снаружи стояла приятная прохлада, голубые тени оживали в желтом свете, льющемся из окон и от фонарей, висящих у входа и над дверью конюшни. Даг сидел на скамье во дворе, откинув голову к стене, и смотрел на летние звезды.
Фаун села рядом с ним; дружеское молчание окутывало их как ночь. Несмотря на свет фонарей, звезды сияли ярко и казались близкими; небо было безоблачным.
– С тобой все в порядке? – наконец спросила Фаун.
– Ага. – Даг запустил руку в волосы и задумчиво добавил: – Когда я был мальчишкой, я просто обожал все эти героические баллады. Я знаю наизусть дюжины. Интересно, может быть, все эти старые боевые песни тоже казались непристойными воинам, которые выжили в тех битвах?
«А он ведь утверждает, что не умеет петь». Не в силах разрешить противоречие, Фаун сказала:
– По крайней мере такие песни помогают людям помнить.
– Да. К несчастью.
– Это была неплохая песня. Я сказала бы, что баллада превосходна. Как баллада.
– Я этого не отрицаю. Вины сказителя тут нет – кто бы ни сложил песню, он потрудился на совесть. Не будь баллада столь совершенной, она не вызывала бы у меня такого желания плакать или крушить все вокруг... – «Поэтому-то я и ушел». – Мой Дар немного чересчур чувствителен – под влиянием музыки. Я не хотел портить всем настроение. Собери вместе на неделю тридцать восемь усталых и нервных дозорных, и уныние быстро может стать заразным.
– Вы часто играете во время объездов? – Фаун попыталась представить себе дозорных, поющих и танцующих вокруг лагерного костра; должно быть, погода не всегда этому способствует...
– Изредка. В лагере вечера часто бывают очень занятыми: мы коптим мясо, сушим лекарственные растения, которые собираем по дороге, пишем отчеты и составляем карты. Если мы в дозоре верхом, много времени уходит на уход за конями. Кроме того, нужно обучать молодежь, да и опытным воинам необходимы тренировки. Починка одежды и обуви, готовка, стирка... Это все простые занятия, но они никогда не кончаются.
Воспоминания заставили Дага говорить медленно и задумчиво.
– Отряды бывают разного размера – в северных землях в дозор отправляются человек сто пятьдесят – двести для большой сезонной охоты в безлюдных местах, но к югу от озера можно обходиться более короткими объездами и меньшими отрядами. Но даже в этом случае многие недели не видишь никого, кроме товарищей по отряду, так что вскоре все знают все песни, и начинаются сплетни. И деление на партии. И розыгрыши. И месть за розыгрыши. И драки из-за мести за розыгрыши. А потом и поножовщина из-за... ну, ты понимаешь. Хотя если командир отряда позволит завариться такому супу, можно не сомневаться: его ждет незабываемый разговор с Вороном-Громовержцем.
– Тебе такое выпадало?
– Не по данному поводу. Впрочем, любой разговор с Громовержцем оказывается незабываемым. – Даг почесал нос и улыбнулся, глядя на мягко светящиеся окна. Пение прекратилось, и снова зазвучали танцевальные мелодии. Топот ног заставлял весь дом вибрировать, как барабан.
– Так, что там еще... Все очень любят отправляться в лес за дровами теплыми летними ночами.
Фаун обратила внимание на юмор, с которым Даг произнес последнюю фразу.
– Казалось бы, дрова скорее нужны холодными зимними ночами.
– М-м-м... понимаешь, в теплую ночь никто не станет жаловаться, если человек проведет в лесу часа два и вернется без дров. Купание в реке тоже очень приятное дело.
– В темноте? – с сомнением спросила Фаун.
– Вопрос скорее возникает насчет реки, особенно когда начинаются заморозки. Хорошая прогулка тоже радует, если пришлось с рассвета еле тащиться. Ну а уж разведка и подавно привлекает многих добровольцев. Ведь в лесу водятся кровожадные белки, и каждую минуту можно ждать нападения. Всегда лучше быть в готовности. – Даг хихикнул.
– Ах вот что... – наконец поняла Фаун. Ее губы растянулись в улыбке, вызванной, впрочем, скорее редким зрелищем: веселыми морщинками в уголках глаз Дага.
– Только такие развлечения часто кончаются ссорами, люди перестают друг с другом разговаривать или, что еще хуже, препираются до бесконечности, так что хочется спрятаться под одеяло или завизжать. Впрочем, это мелочи, – снисходительно вздохнул Даг. – Опытные дозорные обычно ведут себя спокойно, это только молодежь бывает непоседливой. Ведь жизнь не ограничивается дозором. Объезды – это не те чрезвычайные обстоятельства, когда бросаешь все и совершаешь геройства, а потом навсегда возвращаешься домой. На рассвете следующего дня все начинается заново. Тебе все равно приходится подниматься и топать, куда положено. – Даг потянулся, и суставы его скрипнули, словно протестуя против раннего подъема. – Мы ведь не безумцы все как один, хотя иногда так кажется, – продолжал Даг тихо. – Благодаря Дару настроения в отряде оказываются очень заразными. Тут не нужны слова и жесты: все носится в воздухе. – Рука Дага очертила уходящую вверх спираль. – Вот как сейчас, например. Как только несколько человек откроются друг другу, возникает... утечка. Веселушки особенно хороши в этом отношении. Дом сейчас просто переполнен Даром. Какие только глупости не начинают казаться удачной идеей... спасибо отсутствующим богам за пиво.
