– Ну я-то останусь, – решительно шмыгнула носом Нетти. Потратив несколько минут на то, чтобы вернуть себе равновесие, Нетти оперлась на палку и поднялась. – Ладно, пошли, вы двое. Давайте начнем дело.
Фаун и Даг следом за Нетти вышли из рабочей комнаты; как только они миновали дверь кухни, Фаун прижалась к левому боку Дага, и тот обнял ее, ободряя девушку, а заодно и себя. Вся семья сидела вокруг освещенного лампой стола; папа, мама и Флетч – с одного конца, Рид, Раш и Вит – напротив. Все они настороженно подняли глаза. Что бы они ни обсуждали, делали они это удивительно тихо – а может быть, они и не посмели друг с другом разговаривать.
– Они все тут? – пробормотала Нетти.
– Да, тетушка Нетти.
Нетти вышла на середину кухни и стукнула своей палкой, выпрямившись во весь рост. Это было торжественное заявление, которое Фаун, пожалуй, только единственный раз случилось видеть много лет назад – когда Нетти так окончательно разрешила спор с Бойерами, на поле которых близнецы и Вит загнали коров. Нетти сделала глубокий вдох; все остальные затаили дыхание.
– Я удовлетворена, – громко объявила Нетти. – Фаун выйдет за своего дозорного. Даг получит свою Искорку. Позаботьтесь об этом, Трил и Соррелл. А вы, остальные, – Нетти произвела совершенно сверхъестественное впечатление, обведя парней своими незрячими глазами, – ведите себя прилично.
Нетти повернулась и решительно направилась в рабочую комнату. На случай, если кому-нибудь хватит глупости попытаться оспорить ее заявление, она грозно взмахнула палкой и захлопнула за собой дверь.
17
Даг проснулся от тяжелого сна и обнаружил, что следующая предстоящая ему фигура танца – ехать с Фаун и ее родителями в Вест-Блу, чтобы сообщить о своих намерениях деревенскому клерку и просить его присутствовать на свадьбе. Фаун очень нервничала, брея, умывая и одевая Дага, что сначала очень его смущало, поскольку ее помощь стала довольно бесцеремонной, а Даг, несмотря на усталость, этим утром не мог позволить себе бессовестно капризничать. Даг в конце концов осознал, что наконец увидит жителей деревни, не принадлежащих к семейству Блуфилдов, которых в отличие от него Фаун знала всю свою жизнь. Было верно и обратное: жителям Вест-Блу предстояло впервые увидеть Дага Стража Озера, того долговязого парня, которого Фаун Блуфилд притащила домой, – он еще не был известен местным сплетницам.
Он старался не позволить своему воображению углубиться в особенно неприятные возможности, но не мог не размышлять на тему о том, что пока что встречался с одним-единственным обитателем Вест-Блу – Идиотом Санни. Не приходилось надеяться на то, что Санни воздерживается от разговоров; к тому же было известно, что он имеет привычку подтасовывать факты в свою пользу. Пережитое унижение скорее сделало его хитрым, чем раскаивающимся. Вполне могло оказаться, что Блуфилды будут единственными союзниками Дага среди крестьян, а это представлялось довольно хлипкой опорой. Поэтому Даг позволил Фаун делать все, что ей захочется, чтобы придать ему респектабельность, хоть это и представлялось ему тщетным.
До главной – и единственной – улицы селения, расположенного в трех милях от фермы, они добирались в семейном экипаже по тенистой дороге, тянувшейся вдоль реки. По ярко-синему небу плыли пухлые белые облака, совершенно не предвещавшие дождя, что рождало иллюзию хорошего настроения. Основной причиной существования деревни были, похоже, мельница, маленькая лесопилка и дощатый мост через реку, который явно недавно был расширен. Вокруг небольшой рыночной площади, в этот день пустынной, располагались кузница, пивная и несколько довольно больших домов, выстроенных из местного камня. Соррел, натянув вожжи, остановил тележку перед одним из них и повел свое семейство внутрь. Даг еле успел наклонить голову перед слишком низкой для него каменной притолокой, чуть не вышибив об нее мозги.
Осторожно выпрямившись, Даг обнаружил, что потолок все-таки достаточно высок. Комната, в которую они вошли, представляла собой нечто среднее между гостиной крестьянского дома и главным шатром лагеря, со скамьями, столом и полками по стенам, на которых хранились бумаги, свитки пергамента, переплетенные книги записей. Не уместившиеся там бумаги выплескивались в другие комнаты. Из задней части дома поспешно вышел сам клерк, судя по тому, как он отряхивал брюки, только что оторвавшийся от работы в огороде. Это был бойкий пожилой человечек с острым носом и кругленьким брюшком; Дагу назвали его типично крестьянское имя – Шеп Сойер.
Блуфилдов он приветствовал как старых друзей и соседей, но при виде Дага явно растерялся.
– Ну и ну, – воскликнул он, когда Соррел с активной помощью Фаун объяснил ему причину своего визита. – Значит, это все-таки правда! – Тут появилась его сутулая, но такая же бойкая жена, вытаращила глаза на Дага и сделала такой же книксен, который при знакомстве делала Фаун, растерянно улыбнулась и утащила Трил в сторонку, чтобы пошушукаться.
Сам процесс записи оказался несложным. Сначала клерк нашел нужную книгу, толстый переплетенный в кожу том, раскрыл его на столе и перелистал в поисках последней заполненной страницы, потом написал дату и несколько строк под подобными же записями. Он поинтересовался датами рождения и именами родителей обоих будущих супругов; насчет Фаун он даже ничего не уточнял, но когда дело дошло до Дага, заколебался и даже поставил кляксу, услышав его возраст. С сомнением взглянув на дозорного, клерк поспешно промокнул кляксу и попросил Дага повторить сказанное. Соррел вручил клерку текст брачного соглашения, чтобы тот переписал его хорошим почерком в книгу, и Сойер, торопливо прочитав его, задал несколько уточняющих вопросов.
Только в этот момент Даг узнал, что за подобную услугу полагается платить, и по традиции это должен сделать новоиспеченный супруг. К счастью, Даг не оставил свой кошелек вместе с другими вещами на ферме; вдвойне счастливым обстоятельством оказалось то, что хотя его поездка и затянулась, у него оставалось еще несколько медяков, полученных на Серебряных Перекатах, которых оказалось достаточно. По просьбе Дага Фаун выудила – кошелек из его кармана и расплатилась. Попутно выяснилось, что те, у кого не было монет, могли рассчитаться провизией или пряжей.
– Сюда вечно являются такие, кто не может написать собственного имени, – сообщил Сойер Дагу, кивнув на его руку на перевязи. – Я расписываюсь за них, они ставят крестик, а свидетели своими подписями это заверяют.
– Прошло шесть дней с тех пор, как я сломал руку, – напряженным голосом сказал Даг. – Думаю, что по такому случаю я справлюсь и сам. – Он кивнул Фаун, чтобы та поставила свою подпись первой, а потом попросил ее окунуть перо в чернильницу и вложить ему в пальцы. Движение оказалось болезненным, но не невозможным. Подпись выглядела не лучшим образом, но по крайней мере была совершенно отчетливой. Такое проявление грамотности заставило клерка поднять брови.
Когда жена клерка и мать Фаун подошли к столу, миссис Сойер вытаращила на Дага глаза с новым уважением. Вытянув шею, она прочла:
– Даг Редвинг Хикори Олеана.
