Книга Последний танец вдвоем, страница 21. Автор книги Джудит Крэнц

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Последний танец вдвоем»

Cтраница 21

Билли, старушка, я отправлю это письмо завтра утром и надеюсь, ты вовремя получишь мой дружеский привет. Счастливого тебе Рождества! Я намерен отпраздновать его на всю катушку, надеюсь, что и ты устроишь себе грандиозный праздник. Когда вернусь в Лос-Анджелес, свяжусь с тобой, как только узнаю у Джоша твой адрес. Я думаю вернуться из Афин самолетом. Плыть назад придется еще целый год, мне это не подойдет. С Новым годом, моя дорогая.

Целую тебя,

твой Спайдер».


По лицу Билли катились горячие слезы. Дочитав письмо, она не могла понять, почему плачет, что вернуло ей способность чувствовать. Наконец ей стало ясно, что это слезы радости за Спайдера. Он излечился, это снова прежний Спайдер.

У нее было такое чувство, будто она вырвалась из своего ледяного замка, в котором долго бродила, сбившаяся с пути и безразличная ко всему. Если Спайдер выжил, то и она сможет! Жизнь не кончена из-за того, что один малодушный мужчина не нашел в себе достаточно уверенности, чтобы разглядеть, кто она в действительности такая со всеми ее деньгами и прочим. Ну его к черту, этого Сэма, с его муками творчества и страхами! Ну их всех к черту, этих ах-каких-ранимых трусов, у которых хватает духа только на то, чтобы гордиться, что они родились мужчинами, но которых раздирают вечные сомнения в себе и мучительная неуверенность по поводу своих достоинств! И к черту ее притворство, стремление казаться не той, какая она есть! В конце концов, она не виновата, что все эти мужчины смотрят на женщин лишь как на слабый пол и приходят в ужас от того, что женщина может показать свою силу. Какие же они безвольные трусы!

Билли охватило чувство, которое она не могла определить иначе, как буйную ярость. Она позвонила вниз и заказала на завтра билет в Нью-Йорк. На сборы у нее целая ночь; этого времени больше чем достаточно. А выспаться она сможет в кресле самолета, покидая Париж и всех, кто здесь есть.

IV

«Весь этот безумный уик-энд – совершенно в духе Зака Невски!» – восторженно подумал Ник де Сальво. Еще вчера утром вся труппа Зака умирала от депрессии, не видя никакого выхода: все актеры до единого – даже Ник, звезда, – не находили ничего интересного в подтексте пьесы. Даже от самого этого слова – «подтекст» – его мутило. Подтекст, черт бы его побрал!

А может, им просто надоело репетировать? Или общее негодование по поводу того, что их заставляют вникать в какую-то особенную трактовку драматурга, было вызвано обыкновенным чувством неуверенности, в котором они не желали себе признаться? Как бы то ни было, многие из них уже жалели, что в свое время не послушались советов мамы с папой и не занялись каким-нибудь нормальным делом.

Ник сидел на репетиции, читал текст, как обычно, но на душе у него было скверно оттого, что пьеса внезапно перестала его интересовать. Какое ему дело до Гамлета и его мамаши? До его переживаний по поводу того, как дядюшка Клавдий обошелся со своим братом? Какое ему, к черту, дело, свихнулась ли эта Офелия из-за того, что ее обидел Гамлет, или же у нее и без того крыша поехала? И вообще, что долго рассуждать об этом нытике? Какой нормальный парень станет беспокоиться из-за того, что после смерти он возможно, – «быть может», как он выразился, будет видеть сны? Разве дурные сны – это не самая малая из его, Гамлетовых, забот?

Зачем понадобилось ему, Нику де Сальво, делающему большие сборы, настоящей звезде, отвергать предложение сняться в заведомо кассовом фильме в компании «Юниверсал», возвращаться Нью-Йорк и играть Гамлета в экспериментальна внебродвейском театре? И что с того, что все виднейшие актеры в истории считали своим долгом попробоваться в величайшей пьесе всех времен и народов? Зачем он полез в это дело? Вовсе не o6язательно доказывать себе самому, что до Олива ему далеко, – он и так это знает. У его агента глаза на лоб полезли, когда он услышал, что Ник отказал такой престижной компании. Правда, в «Юниверсал» ему не предлагали играть Шекспира…

Да, вчера вся труппа без исключения напоминала угрюмых, недовольных школяров, которых не выпустили на перемену. И вот появился Зак, молча обошел стол, заглядывая в кислые лица с отеческой заботой, выдал каждому по пончику с повидлом из большого бумажного пакета, засмеялся своим громким, беспечным смехом и велел всем взять отпуск на 72 часа. Не пять или десять минут перерыва, и даже не просто выходной, а на трое суток исчезнуть из репетиционного зала и не появляться до вторника, чтобы за три дня полноценного отдыха восстановиться после работы над великой пьесой.

– Вы все талантливые, – объявил он им, – у вас есть все данные, иначе я бы вас сюда не взял, но вы насилуете себя. Можно сымитировать что угодно – даже оргазм, – но играть через силу Шекспира нельзя. Поэтому вон отсюда! Повеселитесь вволю, и, только когда отдохнете, покажетесь мне снова на глаза, иначе я не позволю вам играть трагедию!

В десять секунд комната опустела, и Ник решил поехать с Заком в горы. «Это самое интересное, что может предложить Нью-Йорк», – думал он, ведя машину по расчищенному после недавней метели шоссе.

Они с Заком дружили еще со школы, хотя иногда тот доставал Ника своими бесконечными разговорами об этом проклятом «подтексте». «Я кое-чего стою, Ник, – говорил Зак, – и я здесь для того, чтобы воплотить замысел драматурга. Но я не смогу этого сделать, если я не стану обращаться к его подтексту. Задача постановщика – дать творческим людям открыть для себя такое, что они могут понять только благодаря мне».

Что ж, Зак, как всегда, прав. Единственный случай, когда он был явно не прав, произошел в седьмом классе, когда он сам попробовал играть. Возможно, благодаря его высокому росту Заку предложили главную роль в пьесе. Играть он совершенно не мог, но зато с первой репетиции запомнил весь текст и потом всем подсказывал, когда они что-нибудь забывали. Он стал давать советы и в конце концов навязал им свою трактовку – трактовку тринадцатилетнего подростка, предоставив бедной мисс Леви, их педагогу по внеклассной работе, которая официально руководила постановкой, только удивляться.

«Наверное, благодаря тому, что тогда мы вместе с Заком делали тот спектакль, я и стал теперь приличным актером», – подумал Ник. Даже тогда Зак подбадривал его, даже в совсем юном возрасте у этого парня было свое видение, и он умел его передать другим. В Голливуде Ник не слушал ничьих рассуждений об авторской идее, надо это признать. Как и весь Молодой Голливуд, он просыпался по утрам с вопросом, чему он обязан своим успехом – голому везению, удачно выбранному моменту и внешности, гордиться которой было нечего, ибо он получил ее от рождения, или может быть, все же актерскому таланту. Актеры всегда живут в страхе. Весь город был полон страхов. А Заку каким-то чудом удалось истребить в нем этот страх и внушить отвагу. Занятия с Заком научили его раскрываться перед камерой, позволили ему проявить свой талант в полной мере. Показать свой товар. Собственно, его товаром была способность играть, и это было единственное, что он мог предложить, не считая смазливой физиономии. Ему требовалось работать с режиссерами, которые могли бы оценить именно этот товар, которые считались бы с ним и не подавляли бы его творческой индивидуальности. «Да, – подумал Ник, – надо признать, что подтекст для меня тоже не пустой звук. Поработав с Заком, никто не может от него отмахнуться. Давно надо было провести уик-энд вместе с Заком. Вдохновение, твое имя – Невски! И где этот, парень научился кататься на лыжах?»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация