– Ну, не прямо сейчас. Чтобы устроить пышную свадьбу, нужно время.
– Но… Но… – Джиджи замялась, не зная, о чем еще спросить.
– В один прекрасный день, Джиджи, тебе тоже встретится человек, чьих страданий ты не сможешь видеть. – Саше сейчас очень хотелось, чтобы все вокруг были счастливы.
– Спасибо, дорогая. То, что с тобой произошло, вселяет надежду. А что, Джош хочет пышную свадьбу?
– Он хочет того, чего хочу я! – с непоколебимой счастливой уверенностью заявила Саша.
– И ты будешь в длинном белом платье?
– Да, с длинным шлейфом и фатой. Знаю я, к чему ты клонишь, Джиджи! Но не беспокойся, никто мне свадьбу не испортит. Шесть сестер Орловых никогда не ссорятся по одной простой причине: они просто не смеют. Понимаешь, в нашей семье существует Ужасное Проклятие, и если кто-нибудь его на тебя наложит, пиши пропало.
– В смысле, пропала Великая Блудница?
– Джиджи! Я тебя предупреждаю…
– Меня на испуг не возьмешь. Мои бабки со стороны Орсини, Джованна и Гразиелла, обе были родом из Флоренции, а этот город повидал немало страшненького – слыхала ты о Савонароле? Так что, уверяю тебя, их внучка может в любой момент сразиться со всеми шестью сестрами Орловыми. Но я, пожалуй, лучше тоже забуду о прошлом. Ради Джоша – а я его знаю чуть дольше, чем ты, – оно снова станет чистым листом. Ой, Саша, я так рада! Ты его заслуживаешь! Поздравляю тебя!
– Поздравлять полагается жениха, а не невесту, – поправила Саша и вдруг порывисто обняла подругу. – Невесте ты должна сказать, что уверена в ее безгранично счастливом будущем.
– Да, я уверена, ты будешь очень счастлива, Саша! Но он-то знает, сколько тебе лет?
– А мы как-то об этом не говорили. Я же тоже не знаю, сколько лет ему. Разве это важно?
– Может, лучше сознаться после свадьбы? – предложила Джиджи.
– Правильно мыслишь. Значит, ты еще не совсем пропащая.
VIII
– Ну будет, будет, дорогой мой, – с отменной вежливостью говорила Билли Джону Принсу, богатейшему человеку в кругу элитных американских модельеров. – Вы, пожалуйста, не взрывайтесь, даже не дав мне возможности объяснить, в чем дело. Мы с вами слишком хорошо и слишком давно знакомы для таких сцен.
– Я не делаю дешевку, Билли! Не делаю, не делал и делать не стану. Я поражен, до глубины души поражен, что с подобным предложением вы явились не к кому-нибудь, а ко мне. Каталог! Еще чего не хватало!
Принс был неподдельно оскорблен, на его обычно доброжелательном лице резко обозначились морщины, весь его вид выражал неодобрение. С него даже слетела обходительность провинциального английского сквайра, которую он так тщательно в себе культивировал, и явственно проступила грубоватая прямота уроженца Среднего Запада.
– Принс, голубчик, я сказала «одежда по умеренным ценам», а не «дешевка».
Стояло пронзительно холодное февральское утро, и они сидели в нью-йоркском офисе Принса.
– Сказать можно все, что угодно, но на деле вы толкуете о юбке, которая с грехом пополам потянет долларов на пятьдесят.
– А почему бы и нет?
– Да вы взгляните на себя в зеркало, господи, твоя воля! На вас ведь мой костюмчик, и я знаю, что он стоит две тысячи двести. Какая ткань, какая работа, а какая…
– …наценка, – подхватила Билли, продолжая обаятельно улыбаться. – Послушайте, у меня ведь были собственные магазины, так что я представляю, сколько в действительности стоит такой костюм. Давайте прикинем: если я правильно помню, его пошив стоил вам от силы четыреста пятьдесят монет, включая ткань, отделку, работу и процент, который вы взимаете, чтобы обеспечивать жизнеспособность своего бизнеса. Вы продали костюм в «Бергдорф» за тысячу долларов, значит, цена вашего изделия возросла чуть больше чем вдвое. В «Бергдорфе» в свою очередь тоже удвоили стоимость, итого получилось две тысячи двести, плюс плата за подгонку по фигуре. Стало быть, вот она я, стою перед вами в костюме, которому красная цена пятьсот долларов, но заплатила я за него вчетверо. Я-то могу себе это позволить, только таких людей чертовски мало. Вы, наверное, по всей стране не больше десятка этих костюмов продали, если не меньше.
– Билли, к чему вы клоните? – вспылил Принс.
Его в дрожь бросало от покупателей, знакомых с принципами ценообразования. Знать им этого совершенно не полагалось, поскольку разглашение тайны напрочь лишало самый изысканный наряд романтического ореола. Слава богу, такие клиенты попадались редко. Как можно наслаждаться покупкой дорогого костюма, если вам известно, сколько он стоит в действительности? И с какой стати Билли Айкхорн так его изводит?! Пусть бы отправилась к кому-нибудь из ювелиров, у которых она покупает свои бриллианты, и заявила им, что у них наценка четыреста процентов, а его оставила в покое!
– Клоню я к тому, – ответила Билли, вновь обретая трогательно-невинный вид, – что, продав эти костюмы, вы получили около десяти тысяч прибыли. А если бы вы моделировали одежду по умеренным ценам, на каждый предмет поступало бы сотни тысяч заказов, так что, выгадывая гораздо меньше на каждой единице продукции, вы в конечном счете имели бы во много раз больше.
– Вы думаете, я не знаю? – брезгливо поморщился Принс. – Это нисколько меня не прельщает. Мое имя значится на верхней строчке списка модельеров готового платья, и заработать я успел больше чем достаточно. Бирка с именем Джона Принса – не для тиражирования. Да все бы просто в ужас пришли, начни я заниматься одеждой по умеренным ценам! Я бы тут же потерял своих дам, своих милых дам!
Билли с трудом подавила очередной приступ ярости. Дражайшие дамы Принса, которые являли собой горстку жительниц Манхэттена, цеплялись за него, как за обязательное украшение своих приемов, как за некий волшебный амулет против злых духов забвения и безвестности. Они могли уверенно держаться с друзьями и подругами, только облачившись, точно в доспехи, в продукцию Принса – всегда модную, всегда уместную и всегда очевидно дорогостоящую. Благодаря этой продукции им наверняка не грозили обвинения в отсутствии вкуса и недостатке средств.
«На то, чтобы заполучить Принса для «Нового Магазина Грез», определенно стоит потратить время и силы», – подумала Билли, все более утверждаясь в своем решении. Он обладал своеобразным талантом, пусть даже сам никогда его не ценил, и к тому же, что было не менее существенно, за последние двадцать лет он стал знаменит по всей стране. Кстати, напрасно Принс с таким презрением отозвался о тиражировании. Его модели одежды могли бы распознать с первого взгляда лишь несколько тысяч женщин, читающих «Вог», «Фэшн энд Интериорз» или «Харперс Базар». Потенциальным заказчицам «Новых Грез» его марка вряд ли вообще о чем-то говорила бы, если бы она не встречалась на простынях и полотенцах, ремнях, туфлях, фурнитуре, солнечных очках, часах и сумочках. Оба вида духов с его именем имели большой успех. Его настолько широко и настолько долго рекламировали, что он стал непререкаемым авторитетом, известным в США так же хорошо, как Диор или Сен-Лоран во Франции. Участие Джона Принса в разработке базовых коллекций «Нового Магазина Грез» в глазах миллионов женщин будет казаться благословением высочайшей инстанции.
