— Мы здесь, Петр! — сказал Иисус, обняв его за плечи. — Этого места ты хотел достичь.
— Оно оказалось дальше, чем я думал, — откликнулся Петр. — Но моя мечта исполнилась! Подойти к самой северной оконечности Израиля времен Соломона… — Он огляделся по сторонам, вбирая увиденное жадным взглядом. — Так вот где она находилась, граница нашей земли.
— Да, — подтвердил Иисус. — Во дни нашей славы иноземные владыки с трепетом останавливались у сего рубежа.
Ныне вокруг стояли молчаливые леса, и слышалось лишь пение птиц. Серебристая речушка, выбегая из-под сени покрывавшей склон чащобы, журча, устремлялась к Иордану.
— Возможно, нам потребуются мечи, чтобы прорубить себе путь, — сказал Иисус.
И действительно, заросли были слишком густы, чтобы раздвигать их руками.
— Они у нас есть! — воскликнул Симон, вынимая клинок.
— Да, есть! — подхватил Иуда, размахивая своим.
Теперь Симон с Иудой двигались впереди, расчищая другим дорогу. Молчаливый лес, давно захвативший и оберегавший это место, казалось, был исполнен решимости не пропустить чужаков, однако ему пришлось уступить людской воле и стали. Обрубая ветви, спутники медленно, но верно поднимались по склону, выше и выше.
Солнце уже садилось, когда они наконец вышли на широкую прогалину; судя по потухшему кострищу и нескольким отпечаткам ног на сырой почве, здесь недавно кто-то побывал. Похоже, что-то вынуждало людей тайком подниматься на вершину.
Они опасливо ступили на широкую мощеную площадку, и Мария — не глазами, но иным, внутренним, взором — увидела картину из далекого прошлого: толпы людей, собравшихся на этом, священном для них месте. Пролет широких ступеней на противоположной стороне, ведущий к возвышению, которое, очевидно служило алтарем.
Свет угасал, лаская ступеньки и пустой помост. Деревья и кусты. окружавшие это место, шелестели листьями, их ветви колыхались, словно невидимая сила заставляла их танцевать, и они покорно повиновались.
Иисус остановился на самой нижней ступеньке. В меркнущих лучах заката его хитон из легкой шерсти, подаренный матерью в Назарете, словно бы сам светился, приобретая розоватый оттенок.
— Здесь мы передохнем, — объявил он. — Это место связано с великим грехопадением Иеровоама. Ты, Фома, хорошо знаешь Писание. Думаю, после трапезы тебе будет что рассказать нам.
После того как они поели и уселись вокруг костра, свет которого не достигал терявшихся во тьме краев широкой площадки, Фома, уже рассказывавший по пути сюда эту историю Марии, попытался отговориться тем, что это история бесчестия и греха, но Иисус настоял.
— Все равно расскажи, — велел он. — Может быть, злу, что все еще витает здесь, нужно послушать ее.
Фома поведал всю печальную историю этого места, историю отступничества и идолопоклонства. Началось все с того, что после смерти Соломона его великое царство раскололось. Ровоам, сын Соломона, сохранил власть над югом, Иудеей, а Иеровоам, бывший «смотритель над оброчными из дома Иосифова», правил на севере, в Израильском царстве.
Однако храм и все законное священство осталось на юге, и Иеровоаму, чтобы не зависеть от Иерусалима, пришлось обзаводиться собственными святынями. Он соорудил в Дане и Вефиле великие капища с золотыми тельцами, назначил своих жрецов и создал собственные обряды.
Таким образом, этот царь выказал неповиновение, бросил вызов Господу, пренебрег его Законом. В конечном счете все его северное царство погибло, а с ним сгинули и десять из двенадцати колен Израилевых.
— Вот такая кара постигла отступника Иеровоама и его царство, — заключил Иисус.
— Не так уж быстро это случилось! — воскликнул Фома— На это потребовалось двести лет! Преемники Иеровоама, цари, правившие вслед за ним, становились все более и более испорчен-ными. Разве Ахав не воздвиг здесь алтарь?
— Господь пытался предупредить людей через пророков, но они и слышать не хотели, — заметил Иисус. — Как не слышат и сейчас. Очевидно, что таких мер недостаточно. Вот почему Он решил, что когда испорченность достигнет предела, нынешний век придет к концу. Что и происходит.
Деревья таинственно перешептывались и постанывали на ветру, раскидистые ветви могучих дубов клонились к земле, и казалось, будто духи, обитавшие некогда в идолах, еще витают вокруг, прислушиваясь и предостерегая: «Мы все еще здесь, это наше место, будьте осмотрительны в своих словах».
«Пророки в своих проповедях исстари предостерегали против жертвоприношений идолам „под раскидистыми дубами“», — вспомнила Мария.
Сейчас эти древние предостережения вдруг обрели реальность — густые кроны, раскинувшиеся над древним заброшенным алтарем. Ложные боги любили такие места, побуждали ставить в них идолов и не спешили уйти, даже если этих идолов низвергали.
Подумав о враждебности древних богов, Мария поежилась, словно ощутив холодное прикосновение, и невольно вспомнила Ашеру.
Они улеглись спать, мужчины отдельно, женщины отдельно, но на сей раз чуть ближе друг к другу, чем обычно- это место внушало некую робость. Правда, уснула Мария без труда, ибо еще ощущавшееся здесь присутствие древних богов было ничем в сравнении с теми злобными силами, с которыми ей довелось бороться. Однако сны ее оказались тревожными. Мимолетно привиделся Иисус, подвергшийся нападению, избитый, истекавший кровью. А потом из темноты и безмолвия появились величественные, облаченные в древние одеяния фигуры. Они заняли места на помосте, где теперь находился алтарь, и некий муж, разодетый великолепнее прочих, в зеленой хламиде с золотым шитьем, обратился к собравшимся с речью, часть слов в которой была ей вовсе незнакома, другая же звучала непривычно и распознавалась с превеликим трудом. Затем он широким жестом указал на нечто, прикрытое покрывалом. По его знаку покров сдернули, и взорам предстала сверкающая фигура животного с рогами и узнаваемой бычьей мордой, сидевшего, подогнув задние и выпрямив передние ноги. Должно быть, это был пресловутый золотой телец, а человеком в зеленом — сам Иеровоам, каким-то образом обретший зримый образ, проникнув в ее сознание.
Выходит, он по-прежнему пребывает здесь! Мария охнула, села и открыла глаза, чтобы избавиться от наваждения. Разумеется, возвышение перед ней оказалось пустым, никакого тельца не было и в помине, а вокруг, если не считать шороха, производимого ночными зверьками, и шелеста листвы, царила тишина.
«Его нет, его нет, он давным-давно обратился в пыль и прах! — успокаивала себя Мария. — И он, и его золотой телец. Их больше не существует!»
Ранним утром, открыв глаза, Мария увидела на языческом возвышении Петра. Казалось, что он скользит в подкрашенном пурпуром зари тумане, словно в дыму курящихся благовоний. На самом деле Петр нервно расхаживал туда-сюда, а подойдя поближе, она поняла, что он чем-то сильно взволнован. Его явная обеспокоенность и то гнетущее настроение, которое создавало это место, вызвали у Марии желание помочь.
