С неведомо откуда взявшейся силой Мария буквально выкинула себя с постели и почувствовала, что твердо стоит на ногах. На ближайшее будущее ей было чем заняться, следовало сделать уйму дел, и сделать их хорошо.
Мать Иисуса еще спала. Мария присмотрелась к ней и отметила, что, несмотря на все обрушившееся на нее горе, на все муки, лицо ее дышало миром. И оставалось по-своему прекрасным.
«Я всегда черпала силу из этого лика, из его спокойствия, — подумала Мария, — Но нынче все перевернулось с ног на голову, я должна придавать силу другим».
Она вышла из спальни и тихонько пробралась в главную комнату. Там оказалось много народу — откуда они все взялись? Многие спали вповалку, одна рослая фигура скорчилась в углу, с головой накрывшись плащом. Подойдя на цыпочках, Мария заглянула под плащ и застыла от изумления.
Петр!
Она едва сдержала крик. Как он попал сюда? Как нашел их?
Другая сгорбленная фигура оказалась Симоном. Третья — Фомой.
Почему они все пробрались сюда? Что такое случилось, из-за чего они вернулись?
Иоанн тоже встал и оглядывал помещение, беспокоясь о неотложных нуждах.
— Иоанн, — Мария поманила его в уголок, — как они нашли нас здесь?
— Они откуда-то узнали, где мы находимся. Пришли ночью, по одному. Не знаю, может быть, их направил к нам Иосиф. Кажется, оказавшись здесь, они испытали облегчение.
— Ну и что мы теперь будем делать? — спросила Мария, испытывая странный прилив сил и энергии.
Иоанн ненадолго задумался, а потом сказал:
— Надо подождать. Иосиф сказал, что за нами будут охотиться. Но вряд ли эта охота будет продолжительной. Главное, затаиться, стать невидимыми, и про нас забудут. В конце концов, властям незачем беспокоиться.
— Почему ты это говоришь? — Мария схватила его за руку.
— Иисуса с нами нет, — ответил Иоанн. — И другого Иисуса уже не будет никогда. Никто не может говорить, как он, исцелять, как он. Никто не может делать… ну, то, что делал он.
— Но, Иоанн, мы все трудились вместе, выполняя одну общую миссию. Иисус посылал нас повсюду, наделяя таинственной силой. Мы исцеляли людей, мы лечили их. Возьми хоть Сусанну, это же я ее исцелила. — Мария требовательно уставилась на него, ожидая ответа.
— Мария, но ведь никто из нас не способен видеть людей и говорить с ними так, как это делал он, — мягко возразил Иоанн, — И силой нас наделял он, и, проповедуя, мы повторяли слова, услышанные от него. Самим нам сказать нечего.
— Возможно, будет достаточно того, что мы будем повторять сказанное им.
— Но ведь люди задавали ему вопросы и будут задавать нам. Он всегда находил ответы, а мы? Мы не обладаем его мудростью и можем лишь цитировать его высказывания. Но если мы станем поучать таким образом, то чем будем отличаться от фарисеев, только и умеющих твердить заученное? — Он покачал головой.
— Иисус говорил, что хочет, чтобы мы дотянулись до него. Что все то, что нам поручается, — это только начало нашего обучения. И хотя с его уходом нам не у кого учиться, мне кажется… мне все равно кажется: он не хотел, чтобы мы опустили руки. Мне кажется, теперь наша миссия в том, чтобы, пусть неумело, неуклюже, с оплошностями, продолжить его дело.
— «Неуклюже, с оплошностями»— повторил за ней Иоанн. — Мы и при нем-то все делали именно так.
— Но мы… не такие, как он, — сказала Мария. — Неумелые, суетные, но ведь он и не ждал от нас ничего другого. Призвал нас к себе такими, какие мы были, и не осуждал за наши слабости. — Она помолчала, ожидая, что Иоанн выскажется, но он молчал, и тогда Мария продолжила: — Он знал, что мы будем учиться. И знал, что мы продолжим его дело.
— Он был не прав, — прошептал Иоанн, — Все кончено. Больше нечего продолжать.
Петр, Симон и Фома зашевелились. Потом Петр встал и, моргая, огляделся по сторонам.
— Друзья мои, — сказал он, — я так рад снова быть с вами вместе! — Он осекся и вдруг заплакал, прикрывая глаза согнутой рукой, — Я буду неустанно благодарить Бога, если вы снова примете меня в свое содружество… Я предал его… сказал, что знать его не знаю!
За этим отчаянным признанием снова последовали рыдания.
— Я знаю, — сказал Иоанн.
— О Боже! — простонал Петр.
— Это удивило нас, но не Иисуса, — добавил Иоанн. — Он предсказывал это.
— Мне нет прощения! — всхлипывая, произнес Петр.
— Иисус уже простил тебя. Тебе остается лишь принять это.
— Я не могу.
— Тогда ты предашь его снова! — сурово предостерег Иоанн, — Он умер, распятый римлянами на кресте, как того хотел Каиафа со своими сторонниками. То, чего они добивались, исполнилось. Иисуса, чье слово побеждало их, заставили замолчать, предав казни. Ты знаешь, как все было?
— Я… я только слышал. Без подробностей, — Петр тяжело опустился на койку. — Я боялся, что не выдержу.
— После твоего ухода, — начала Мария, стараясь заставить голос не дрожать, — суд синедриона закончился, и его отвели назад, к Пилату. — Тут ей все-таки пришлось остановиться и подождать, когда голос вновь обретет твердость. — Так вот, Пилат, стяжавший репутацию человека скорого и жестокого на расправу, вышел к беснующейся толпе и объявил, что Иисус невиновен.
— Что? Пилат отпустил его?
— Увы, нет. Толпа требовала распятия, люди орали во весь голос: «Распни его! Распни!»
У Марии перехватило горло, и она умолкла. Рассказ продолжил Иоанн.
— Пилат отдал его на расправу. Иисуса отвели к заброшенной каменоломне, это на горе, что именуется Голгофа и там предали казни. Сейчас он мертв, покоится в заимствованной гробнице. Спасибо одному состоятельному человеку, который предоставил нам и ее, и этот дом.
Мария видела, что каждое слово заставляло Петра вздрагивать от боли. Едва речь зашла об угрозе жизни, он, при всем своем пафосе и красноречии, трусливо бежал.
— Господи, помилуй меня грешного! — только и мог сказать Петр, содрогавшийся от рыданий.
Фома молчал. Симон был потрясен тем, что Иисуса казнили вместе с Дисмасом, и без конца повторял одно и то же:
— Но ведь один был виновен, а другой нет! Как они этого не поняли?
Имя Вараввы и вовсе повергло его в исступление.
— Варавва! Они опустили его! Убийцу! Врага государства! Но Пилату до этого не было дела. А Иисус никого не убил. Это значит. Иисус был не прав! Он говорил: «Поднявший меч от меча и погибнет», а вышло наоборот.
«Это вопрос, который мучает всех нас», — подумала Мария.
Симон ставит его открыто, утверждая, что Иисус был не прав. Он говорил Симону, что за всякое насилие воздается насилием, но вышло так, что душегуба Варавву отпустили, а ни в чем не повинного Иисуса предали смерти. Иисус предсказывал конец нынешнего времени, однако утром по-прежнему восходит солнце, а ночью так же светит луна. Иисус был не прав. Но если он ошибался в этом, то не мог ли ошибиться и во всем остальном? Он говорил, что пребудет с нами всегда, но покинул нас.
