Тот памятный молитвенный день пришелся на начало Шавуота, того самого праздника, на который я впервые попала сюда ребенком много дет назад. На сей раз я вступила на храмовую территорию свободной от тайных грехов, мне нечего было скрывать и нечего стыдиться в отличие, возможно, от самого храма.
О Каиафе я старалась не думать, понимая, что моя жгучая ненависть к нему велика и неописуема и при виде его мне едва ли удастся совладать с собой.
Даже на этом тесном, переполненном народом дворе нам удалось образовать особую, отдельную группу молящихся. Я изо всех сил пыталась сосредоточиться на словах молитвы, прогнать ощущение утраты: ведь среди нас более не было Иисуса. Не видеть его здесь, в храме, казалось невыносимым, хотя на самом деле что связывало его с этим местом? Разве только то, что храм отверг его, обратился против него и погубил!
И вот, стоя там с покрытой траурным платом, опущенной головой — о! как мне описать это, где взять слова?! — я услышала громкий звук, подобный шуму крыльев, какой издает, срываясь с места и улетая, стая вспугнутых птиц. Да, словно стая птиц на озере. Хлопанье крыл взвихрило воздух, словно над нашими головами пронесся порыв ветра. Я посмотрела вверх, но никаких птиц там не было. Их не было, но ветер и вправду поднялся — теперь он теребил мой плат, края моей одежды.
А затем я увидела, как в воздухе появилось нечто красное, испускающее свечение, колышущееся и пляшущее, подобно пламени. Это пламя разделилось на отдельные, танцующие языки живого огня, и каждый из них сошел на голову одного из нас. Да, я собственными глазами узрела, как пламя коснулась каждого, но никто не вскрикнул от боли, и головной убор ни на ком не загорелся. А потом — это уже краешком глаза, боковым зрением — я заметила, что мою собственную голову окружил сияющий ореол. Я непроизвольно вскинула руки, чтобы коснуться его, но они просто прошли сквозь этот свет, ничего не ощутив. Шум крыльев стих, с нами остался лишь огонь.
Иоанн Креститель… Иоанн Креститель говорил: «Я крещу вас водою, но идет сильнейший меня! Он станет крестить вас Духом Святым и огнем!»
И повторю, хотя и предупреждала уже, что мое описание никоим образом нельзя считать полноценным, я всей душой ощутила некое парящее присутствие. Нечто, казалось, говорившее, шептавшее, проникавшее в самые глубины моего разума.
Тогда я не осознавала, что говорю сама, но зато отчетливо слышала голоса других. Андрей неожиданно разразился речью на неведомом языке, за ним Симон, Матфей, а там и все остальные. Видимо, и я тоже. Но что мы говорили? Слова слетали с наших губ, но их значение оставалось для нас непонятным.
Вокруг же воцарилась тишина, полнейшая тишина. Ветер, обдувавший нас не коснулся других молящихся, воздух оставался неподвижным повсюду, кроме того места, где стояли мы.
— Разве вы не галилеяне? — робко спросил наконец один из паломников, молившихся неподалеку. — Почему вы вещаете на неизвестных наречиях?
Но мы не владели собой: чужие, непонятные слова так и лились с наших уст нескончаемым потоком.
— Слушайте! Мы прибыли со всех концов света, из разных стран, лежащих под солнцем, и общее для нас лишь наше происхождение от чресл Авраама! — вскричал мужчина. Он раскинул руки, широким жестом обводя толпу молящихся. — Мы парфяне и мидяне, еламиты и жители Месопотамии, мы из Иудеи и Каппадокии, Понта и Азии, Фригии и Памфилии, Египта и земель Ливийских близ Киринеи, а также из самого Рима. Есть среди нас рожденные евреями и прозелиты, критяне и аравитяне… И вот мы слышим, что эти галилеяне говорят на наших языках!
Неужели мы и вправду говорили на всех этих языках, да еще что-то внятное? Но мы ведь не владели ими, никто из нас не знал иных языков!
_ Да они просто пьяны! — возвысился над толпой чей-то громкий голос. — Выпили слишком много молодого вина.
И тут Петр повел себя в совершенно несвойственной ему манере. Именно тогда я по-настоящему осознала, что нечто и впрямь снизошло на нас и изменило всех. Я еще не ощутила этого в себе, но мгновенно увидела в облике Петра.
Он смело выступил вперед и взобрался на валун, дабы обратиться к людям. В этот миг он был неузнаваем, настолько его переполняла внутренняя сила.
— Внемлите мне, все вы! — возвысил он громовой, проникнутый пугающей властностью голос. — Мы не пили вина; добрые люди не пьют в середине утра. Нет, вы зрите перед собой то, что было предречено пророком Иоилем, сказавшим: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут; и на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать; и покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма. Солнце превратится во тьму, и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень великий и славный; и будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется».
[73]
Откуда Петр помнил все это? Да, Иисус обещал, что мы будем запоминать многое, но…
— Вы, мужи Израиля, внемлите словам сим, — продолжал громыхать Петр. — Иисус из Назарета был тот, кого послал к вам Господь для великих деяний…
И он повел рассказ об Иисусе. Толпа слушала его в молчании, никто ив проронил ни звука. Люди были ошеломлены, прикованы к месту. Петр! Всегда колеблющийся, нерешительный, вечно смущающийся Петр!
Я осторожно провела рукой над головой, гадая, не почувствую ли тепло. Или какое-нибудь другое ощутимое свидетельство произошедшей со мной глубокой перемены. Раз такое случилось с Петром, то и со мной тоже? Ведь небесное пламя одинаково снизошло на нас.
— …И да ведает весь дом Израилев, что Бог содеял Господом и Спасителем сего Иисуса, коего вы распяли.
Слова Петра были выслушаны в гробовом молчании, которое после продолжительной тишины осмелился нарушить одинокий голос:
— Что же нам теперь делать, брат?
Не помедлив ни мгновения, Петр ответил:
— Каждому из вас должно покаяться и принять крещение во имя Иисуса Христа, дабы получить прощение и обрести дар Святого Духа.
И откуда у него взялся этот ответ, решительный и точный? Иисус нам ничего об этом не говорил. Но эти языки пламени, это ощущение присутствия внутри… не есть ли это те самые утешение и защита, что были обещаны нам Иисусом?
Он говорил, что проявит себя иначе, и все это действительно не походило ни на что из происходившего прежде. Не сам ли Иисус произносил эти слова устами Петра? Но, с другой стороны, можем ли мы полагаться на новообращенных? Даже если обращаем их по воле Иисуса?
Но пока эти мысли вертелись в моей голове, вся толпа внимавших Петру людей устремилась вперед с криками:
— Крести нас! Крести!
Я лишь стояла и взирала на все с изумлением.
Нам пришлось составить список и найти место с проточной водой, где можно было бы совершить обряд над таким множеством уверовавших. Их набралось около трех тысяч. Неподготовленная, стихийная проповедь Петра привела к тому, что три тысячи человек пожелали открыто объявить себя последователями Иисуса. Их было больше, чем осмелившихся сделать это, даже когда он находился среди нас.
