— Хорошо, — согласилась Мария.
Сама она не знала никого, кто принимал бы обет назорейства, хотя слышала, что многие это делали.
— Обет очень древний, — пояснил раввин Ханина. — Условия его изложены в Книге Чисел.
Он взял один из свитков — видимо, он точно знал, что находится в каждом, и ему не было нужды смотреть на ярлыки, — развернул его и безошибочно нашел отрывок.
— Вот что Господь сказал Моисею: «Объяви сынам Израилевым и скажи им: если мужчина или женщина решится дать обет назорейства, чтобы посвятить себя в назореи Господу, то он должен воздержаться от вина и крепкого напитка, и не должен употреблять ни уксуса из вина, ни уксуса из напитка, и ничего приготовленного из винограда не должен пить, и не должен есть ни сырых, ни сушеных виноградных ягод. Во все дни назорейства своего не должен он есть ничего, что делается из винограда, от зерен до кожи».
Раввин внимательно пригляделся к Марии, оценивая ее реакцию. По правде сказать, она испытала разочарование. Не есть изюм — как это может помочь против одержимости?
— «Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он: должен растить волосы на голове своей. Во все дни, на которые он посвятил себя в назореи Господу, не должен он подходить к мертвому телу. Прикосновением к отцу своему и матери своей, и брату своему, и сестре своей не должен он оскверняться, когда они умрут, потому что посвящение Богу его на главе его».
[30]
«Я все равно не брею голову, — печально размышляла Мария, — волосы у меня и так длинные. Какой мне прок от этого обета?»
Ее снова начинало одолевать самое черное отчаяние, поскольку после раввина Ханины надеяться было уже не на кого.
Рабби тем временем монотонно бубнил об очищении в случае нечаянного соприкосновения с мертвым телом, о принесении горлиц в жертву за грех, и о пожертвовании непорочного агнца, и обо всем подобном, вплоть до того, как назорей по окончании обета сбреет у скинии волосы, которые будут сожжены.
Сбрить волосы? Мария встрепенулась. Она должна стать лысой! Какой позор! Но… если такова цена, пусть будет так.
— Дочь моя, ты согласна сделать это? — спросил раввин Ханина. — Если согласна, то, как только все эти подношения будут сделаны и приняты, я займусь изгнанием демонов.
Ее волосы… тридцать дней заточения в крохотной пустой каморке, примыкающей к синагоге…
— Да, я согласна.
— Я предлагаю тебе провести сегодняшнюю ночь здесь, в комнате для гостей, а потом, рано утром, я отведу тебя под кров синагоги, где приму твой обет. Помни, находясь там, ты должна будешь соблюдать Закон буквально, не допуская ни малейших отклонений. В эти тридцать дней твое поведение должно быть безукоризненным.
— Да, я поняла.
Раввин Ханина кивнул.
— Я распоряжусь, чтобы для тебя подготовили комнату, и ты можешь поговорить с мужем наедине.
Он встал и вышел, оставив ее с Иоилем.
Иоиль повернулся, и Мария в первый раз с тех пор, как раввин начал свою речь, заглянула в глаза мужа. И увидела там страх.
— О Иоиль, все будет в порядке. Я знаю это. — Ей казалось очень важным внушить ему уверенность, хотя у нее самой уверенности не было. — И это ведь не очень долго, всего месяц. Но я буду скучать по тебе и Элишебе, я не попрощалась с ней. И… что ты всем скажешь?
— Правду, — сказал он. — Правду.
— Что я приняла обет назорея или что я одержима?
— Только про обет. В нем нет ничего постыдного, многие набожные люди так поступают. А про одержимость… не вижу смысла посвящать в это посторонних.
— А ты не находишь, что это не очень-то на меня похоже: вдруг ни с того ни с сего помчаться в Капернаум и стать назореем?
— Да, людям это покажется странным. Но мы можем найти объяснение: например, ты мечтаешь о втором ребенке и решила принести обет, чтобы вернее вымолить его у Господа.
Да, поскольку все знали о долгом бесплодии Марии и чудесном рождении Элишебы, такое объяснение было бы принято и не вызвало бы особых вопросов и пересудов. Это казалось ей очень важным.
— Молись об успехе, Иоиль! — молвила Мария, схватив мужа за руки. — Молись о моем избавлении!
Он прижал ее к себе так крепко, что она почувствовала, как бьется его сердце.
— От всей души! — заверил ее муж, взяв лицо женщины в ладони и заглянув ей в глаза. — Мы победим их, Мария. Не бойся.
Вскоре после этого он ушел, снова выйдя под дождь, чтобы вернуться домой. С этого момента Мария была предоставлена самой себе.
Раввин и его жена отнеслись к ней по-доброму. Очевидно, жена рабби привыкла, что люди обращаются к ее мужу для разрешения душевных кризисов, и потому безропотно приготовила постель и прислала кувшин с водой для питья и умывания.
— Спокойной ночи, — вот и все, что она сказала. Но улыбнулась искренне.
Лежа на маленькой кровати, Мария гадала, удастся ли ей заснуть. Они все еще пребывали в ней, она ощущала это. Но вот что любопытно — они притихли. Кажется, ее неколебимое решение дать им бой и предпринятые в связи с этим шаги обескуражили демонов.
Глава 17
Перед рассветом, когда небо было еще серым, но уже утратило чернильный цвет ночи, Мария и раввин вышли из дома и вместе направились к синагоге. Улицу затягивал клубящийся утренний туман, скрывавший громаду синагоги, сложенную из черного базальта. Разглядеть ее стены и двор Мария смогла, лишь когда они приблизились к ней почти вплотную.
— Здесь у нас скромное убежище, где находятся те, кто принимает обеты.
Раввин подвел ее к маленькой хижине рядом с главным зданием, разительно отличавшейся от основного строения простотой и отсутствием каких-либо украшений. Ведь люди приходили сюда не за роскошью и всегда по очень серьезному поводу. Внутри Мария обнаружила камышовый коврик, маленький столик, масляную лампу и кувшин с водой.
— Еду тебе будут приносить три раза в день, — сказал раввин Ханина. — Настройся на питание, как в пост: ячменный хлеб, вода, а на Шаббат маленький кусочек сыра и сушеные фрукты. Да, разрешается иметь при себе Тору. Ты умеешь читать?
— Да, — ответила Мария, не зная, как он отнесется к такому ответу.
— Хорошо, — кивнул раввин. — Значит, ты можешь погрузиться в Закон. А на Шаббат у тебя будет возможность слушать службы, хотя тебе ни в коем случае нельзя выходить к молящимся. Уединение все тридцать дней. А уж если и это не поможет, тогда… тебе прилетел удалиться в пустыню. Одной.
Так вот что ждет ее, если эта попытка провалится! Но надо надеяться на лучшее.
Обведя взглядом убогую лачугу, в которой ей предстояло провести целый месяц, Мария прониклась еще большей ненавистью к нечистым духам, которые довели ее до такой жизни. Это из-за них ей придется едва ли не умирать с голоду и трястись из-за каждого своего шага, в страхе нарушить какой-нибудь мелкий, второстепенный пункт Закона Моисеева, Но выбора у нее не было, от демонов следовало избавиться любой ценой.
