Целительница приблизилась, небрежно помахав Громовержцу и с любопытством посмотрев на Фаун. Даг познакомил их, когда показывал жене шатер целителей, который Фаун показался самым основательным строением в лагере, но с тех пор женщины не обменялись и несколькими словами. На взгляд Фаун, Хохария была женщиной неопределенного возраста, уступавшей ростом другим Стражам Озера, и ее летнее платье вовсе не красило ее плоскую фигуру, но выпуклые глаза на костлявом лице смотрели проницательно и не без доброты. Как и глаза Дага, они меняли цвет в зависимости от освещения – от серебристого на солнце до серого, как сейчас.
Громовержец поспешно освободил стул у стола с картами и снял ящики с колышками еще с двух. Фаун неловко сделала книксен и села там, куда показал Громовержец, у противоположной стороны стола.
– Расскажи о случившемся, Фаун, – сказал Громовержец, усаживаясь напротив.
Фаун сглотнула.
– Сэр... Мэм... – Справившись с волнением, она повторила свой рассказ, теребя правой рукой тесьму на левой. – Дор обвинил Дага в использовании магии Злых, – закончила она, – но я клянусь: это не так! Даг не виноват – это я попросила его что-нибудь сделать с браслетом. Дор нарочно изображает все в темном свете, и меня это так злит, что я готова плеваться!
Хохария выслушала Фаун, склонив голову к плечу и не перебивая, и мягко сказала:
– Что ж, давай посмотрим на твой браслет, Фаун.
Целительница ободряюще кивнула, когда Фаун положила левую руку на стол, и задумчиво надула губы, глядя на тесьму. Ее тонкие сухие пальцы едва коснулись кожи, но Фаун ощутила глубоко внутри дрожь, когда они двинулись по ее руке. Громовержец так внимательно смотрел на Хохарию, что иногда забывал дышать. Наконец целительница откинулась на спинку стула, но понять что-то по выражению ее лица было невозможно.
– Что ж... Для дозорного Даг произвел очень мощное воздействие на Дар. Ты тут прячешь таланты, Громовержец?
Тот поскреб в затылке.
– Если кто и прячет талант, то это сам Даг.
– Он рассказывал тебе о происшествии со стеклянной чашей и о своей призрачной руке?
Брови Громовержца поползли вверх.
– Нет...
– Хм-м...
– Дор сказал правду, – сглотнув, прошептала Фаун, – это – скверная магия?
Хохария покачала головой, не столько отрицая, сколько предостерегая.
– Нет, но пойми: я никогда не видела вблизи никого, чей разум поработил Злой. Я только слышала о таких людях. Правда, я вскрывала глиняных людей, и это о многом мне сказало. Случившееся больше напоминает мне о воздействии Дара для исцеления, сказать по правде. Это похоже на танец, когда один Дар подталкивает другой. Другое дело – укрепление Дара, когда целитель на самом деле отдает часть своего. Может быть, воздействие на Дар Злого так сильно, что это уже не танец, а принуждение... и тут есть и несоответствие. Я ничего больше не смогу сказать, пока передо мной не окажется Даг.
Фаун тоскливо вздохнула при мысли о том, что Даг мог бы оказаться перед ними, живой и здоровый.
Громовержец, не скрывая изумления, пробормотал:
– Разве сотня миль – не слишком большое расстояние для того, чтобы один Дар влиял на другой, Хохария? Мне приходилось видеть такое, только когда люди оказывались бок о бок.
– Вот тут-то и играет роль «почти». Даг смешал два вида воздействия. Он сумел – очень искусно сумел – укрепить Дар в левой руке Фаун и одновременно заставить свой и ее Дар танцевать вместе в этой тесьме. Все это очень... э-э... изобретательно.
Возможно, заметив растерянность на лице Фаун, Хохария продолжала:
– Дело вот в чем, дитя. То, что крестьяне называют магией, магией Стражей Озера или магией Злых, это всего лишь определенного рода воздействие на Дар. Мастер извлекает Дар, с которым работает, из себя, и должен восполнить его, как восполняют жизненные силы. Злой ненасытно похищает Дар из окружающего мира и ничего не отдает обратно. Представь себе чистый ручеек и разбушевавшуюся реку. Первый напоит тебя в жаркий день, а вторая смоет твой дом и утопит тебя. И то, и другое – вода, но любой разумный человек с легкостью отличит одно от другого. Понимаешь?
Фаун кивнула, хоть и немного неуверенно, чтобы показать, что внимательно слушает.
– Так ранен мой командир эскадрона или нет? – нетерпеливо ерзая на стуле, спросил Громовержец. – Что творится в Рейнтри, Хохария?
Целительница снова покачала головой.
– Ты просишь меня сказать тебе, что я разглядела в осколке зеркала, да еще в темноте. Вижу ли я все целиком или только малую часть? Чему это соответствует? – Она повернулась к Фаун. – Где именно у тебя болит?
Фаун пошевелила пальцами.
– По большей части кисть левой руки. Чем выше, тем ощущение слабее, только меня всю немного знобит.
– Но у Дага нет... – пробормотал Громовержец. Лицо его сморщилось; он явно на мгновение оказался даже более растерян, чем Фаун.
– Как бы это сказать, – неохотно проговорила Хохария. – Если весь его Дар так же напряжен, как та часть, которую я ощутила, его телу пришлось несладко.
– Насколько несладко? – рявкнул Громовержец. Это даже порадовало Фаун, потому что сама она была слишком испугана, чтобы самой закричать на целительницу.
Хохария огорченно развела руками.
– Ну, явно недостаточно, чтобы его убить.
Громовержец оскалил зубы, но тут же мрачно сгорбился на стуле.
– Ну, если я и усну сегодня ночью, Хохария, то это не будет твоя заслуга.
Фаун наклонилась вперед и пристально посмотрела на свою руку.
– Я-то надеялась, что ты скажешь мне: я глупая крестьянская девчонка, которая невесть что себе навоображала. Так все всегда говорят, а вот когда нужно... – Она подняла глаза и обеспокоенно спросила: – Даг не попадет в беду из-за того, что сделал с моим Даром?
– Ну, если... когда он вернется, могу обещать: я кое о чем его спрошу, – горячо откликнулась Хохария. – Но мои вопросы не будут иметь никакого отношения к разбирательству на совете лагеря.
– Во всем на самом деле виновата я, – прошептала Фаун. – После разговора с Дором я боялась рассказывать... но я подумала... подумала, что Громовержец имеет и нужду, и право знать – ради всех дозорных.
Громовержец выпрямился и серьезно сказал:
– Спасибо тебе, Фаун. Ты поступила правильно. Если почувствуешь... какие-то изменения, сразу скажи мне или Хохарии, ладно?
Фаун горячо закивала.
– А что мы теперь будем делать?
– То, что нам всегда приходится делать, крестьяночка, – вздохнул Громовержец. – Будем ждать.
13
К тому времени, когда Даг проснулся, уже давно наступила темнота; он натянул сапоги, не зашнуровывая, и поковылял к отхожему месту. Ночной воздух был неподвижен и влажен, но двое дозорных на посту поддерживали огонь, и костер озарял деревья веселым оранжевым светом. Один из дозорных помахал Дагу, и Даг так же безмолвно ответил на приветствие. Все кругом выглядело обманчиво мирным, как будто бодрствующие Стражи Озера просто охраняли покой спящих товарищей.
