– Если ты никого не можешь выделить, я отправлюсь сама.
– Ты же только что вернулась. Каттагус будет ругаться со мной до посинения и тебя не пустит, а ты начнешь беситься. Послушай, мы ведь предупредили всех, кто покидает лагерь, чтобы держали настороже Дар, да и глаза держали открытыми...
Оба Стража Озера, поняла Фаун, в пылу спора приглушили собственный Дар, поэтому до сих пор и не бросились к двери. Нет... Фаун заметила, какое каменное лицо у Дага – Дар приглушили они все трое. Фаун уцепилась за пояс Дага, втолкнула его в комнату, а сама осторожно выглянула из-за его спины.
Эта комната ничем не отличалась от первой – по крайней мере, что касалось полок, до потолка забитых бумагами. Дощатый стол посередине с расстеленными на нем картами, несколько отодвинутых к стене стульев... Посередине комнаты стоял, скрестив на груди руки и хмурясь, коренастый мужчина. Подернутые сединой волосы, далеко отступившие ото лба, были заплетены в косу; одет мужчина был как дозорный – в штаны и рубашку, но без кожаного жилета. На поясе виднелся единственный нож, однако Фаун заметила, что у погасшего очага висят большой лук со спущенной тетивой и колчан со стрелами.
Мари, одетая точно так же, стояла спиной к двери и что-то показывала на карте, опершись на стол. Седой мужчина поднял глаза, и его брови поползли вверх. Тонкие губы растянулись в полуулыбке.
– Есть у тебя монетка, Мари?
Мари взглянула на него; вся ее поза говорила о раздражении.
– Какая еще монетка?
– Та самая, которую ты предложила кинуть, чтобы решить, кто из нас первым спустит с него шкуру.
Заметив наконец выражение его лица, Мари резко повернулась.
– Даг! Ты! Наконец! Где ты был? – Ее взгляд, конечно, первым делом остановился на руке на перевязи. – О боги!
Даг коротко и виновато поклонился обоим офицерам.
– Меня немного задержали. – Он качнул рукой на перевязи, предъявив ее как уважительную причину. – Прошу прощения, что доставил беспокойство.
– Я оставила тебя в Глассфордже почти четыре недели назад! – выдохнула Мари. – Предполагалось, что ты прямиком отправишься домой. Дорога не могла занять больше недели.
– Нет, – рассудительно поправил ее Даг. – Я говорил тебе, что мы по дороге остановимся на ферме Блуфилдов, чтобы успокоить их насчет Фаун. Признаю, что это заняло больше времени, чем я планировал. Правда, когда мне сломали руку, я решил, что спешки нет: все равно я не смог бы отправиться в дозор недель шесть.
Этот сомнительный довод заставил Громовержца нахмуриться.
– Мари говорила, что, если тебе не изменит удача, ты опомнишься и спровадишь крестьянскую девчонку обратно ее семейству; только если дело пойдет у тебя как обычно, тебя изобьют до смерти и спрячут тело. Это ее родичи сломали тебе руку?
– На их месте я сломала бы ему больше, чем одну кость, – пробормотала Мари. – Остальные части тела у тебя уцелели, парень?
Улыбка Дага стала более напряженной.
– На самом деле я погнался за вором в Ламптоне. Свое имущество получил обратно ценой сломанной руки. Мое посещение Вест-Блу прошло очень приятно.
Фаун решила не вносить поправок в это бессовестное преувеличение. Ей совсем не нравилось, что все трое Стражей Озера, глядя на нее в упор, разговаривали так, словно ее тут нет; однако она была на земле Дага и ждала от него указаний или хотя бы намека. В этом отношении он мог бы и поторопиться, подумала Фаун. Заметив, что Громовержец даже немного наклонился, чтобы разглядеть ее за спиной Дага,
Фаун выбралась из-за супруга. Мари она дружески помахала рукой, а перед Громовержцем почтительно присела.
– Привет, Мари. Как поживаете, сэр...
Даг сделал глубокий вдох и повторил свое отчаянное представление:
– Громовержец, познакомься с миссис Фаун Блуфилд, моей женой.
Громовержец прищурился и потер шею. Молчание затянулось; и старый воин, и Мари, чувствовала Фаун, смотрят на свадебные браслеты не только глазами. Оба офицера, закатавшие рукава по случаю жары, носили на левых запястьях подобную же тесьму, потрепанную и выцветшую. Их с Дагом браслеты выглядели яркими и плотными в сравнении с браслетами старших дозорных, золотые бусины на концах придавали им массивность.
Громовержец искоса взглянул на Мари и прищурился еще сильнее.
– Ты подозревала, что этим кончится?
– Этим? Нет! Ведь это... Как я могла... Только я же сказала тебе, что он, похоже, наделает глупостей, которых никто и предвидеть не может.
– Говорила, – признал Громовержец. – А я не поверил. Я думал, он просто... – Он посмотрел на Дага, и Фаун съежилась, хоть и не была объектом его внимания. – Не стану говорить, что такое невозможно: ты явно нашел способ. Спрошу я о другом: кто из Стражей Озера тебе помогал?
– Никто, сэр, – твердо ответил Даг. – Никто не участвовал, кроме меня, Фаун и тетушки Фаун, старой девы и мастерицы от природы. Мы все вместе...
Хотя Громовержец был не так высок, как Даг, все же он был устрашающе велик, и когда он, хмурясь, посмотрел на Фаун сверху вниз, ей пришлось усилием воли заставить себя держаться прямо.
– Стражи Озера не признают браков с крестьянами. Говорил тебе Даг об этом?
Фаун показала на свое запястье.
– Поэтому и потребовался браслет, как я понимаю. – Она крепко стиснула тесьму, чтобы набраться мужества. Если они не берут на себя труд быть с ней вежливыми, то и ей нечего беспокоиться. – А теперь вы можете посмотреть на тесьму при помощи этого вашего Дара и сказать, женаты мы или нет. Только ведь вы солжете, с вас станется.
Громовержец попятился. Даг не дрогнул; скорее он казался довольным, хоть и несколько потрясенным. Мари потерла лоб.
– Рассказала тебе Мари о моем втором ноже? – тихо спросил Даг.
Громовержец повернулся к нему – не то чтобы с облегчением, но молча согласившись с переменой темы. На какое-то время он отступил; Фаун не могла понять почему.
– Она рассказала о том, что ты ей сообщил, как я понимаю, – сказал Громовержец. – Поздравляю с убийством Злого, кстати. Это был который? И не говори мне, что ты не считаешь.
Даг согласно кивнул.
– Был бы двадцать седьмой, если бы его убил я. Это заслуга Фаун.
– Нет, нас обоих, – возразила Фаун. – У Дага был нож, у меня – возможность его использовать. Каждый из нас проиграл бы, если бы не другой.
– Ха! – Громовержец медленно обошел Фаун кругом, словно глядя на нее – по-настоящему глядя – впервые. – Прости меня... – Он протянул руку, приподнял ее голову и стал рассматривать глубокие красные отпечатки на шее, потом сделал шаг назад и вздохнул. – Что ж, давайте посмотрим на этот второй нож.
