Отношения с матерью у меня странные. Если я не приезжаю к ней – она предъявляет претензии, что не приезжаю. А когда где-то с год тому назад я начал приезжать к ней без предупреждения, просто так, по случаю, – категорически заявила, что я должен ее предупреждать, потому что она-де тоже может быть занята, ее может не быть дома и так далее. А когда я предложил ей дать мне запасной ключ, чтобы я мог ее подождать, если вдруг дома не застану, – ответила, что я этот ключ обязательно потеряю. И что культурные люди во времена мобильных телефонов предупреждают о своих визитах.
Визитах! К матери-то!
Век живи – век учись.
Я решил не копаться больше в прошлом.
Нужно резко, одним махом отрубить все, что было, – и начать нормально жить.
Тем более что позвонил Маврикий и сказал, что ему в голову пришла великолепная мысль: есть, мол, у него одна знакомая девушка на работе, одинокая, которая совершенно точно хочет с кем-то познакомиться, только с ней надо деликатно. И что он все устроит, потому что девица и правда что надо, а красивые одинокие девушки на дороге не валяются. У нее красивые глаза, и она робкая. Но только чтобы я правильно все понял и отнесся к ней соответственно, потому что она «не такая»… И чтобы я ждал вечером около телефона, а он позвонит мне и скажет, что, куда и как. Потому что надо же, братец, друг другу помогать. И как, мол, я на это смотрю.
А я на это смотрел положительно.
* * *
Я вернулся домой после шести.
Включил музыку – Серая Кошмарина тут же застучала шваброй в свой потолок, который по совместительству является моим полом, и я почувствовал себя дома. Поставил на огонь фляки, которые купил по дороге, и начал размышлять, как бы изменить свое одинокое существование и превратить его в жизнь нормального мужчины, которого разрывают на части женщины.
А вдруг эта Эвка Маврикия окажется выстрелом в яблочко? Я не хотел сейчас обязательств, но мне не хватало женщины. Клин клином. Я уже был сыт по горло своими воспоминаниями о Марте – она просто этого не стоила!
Так может быть, сегодня все сложится удачно?
И тут что-то заскреблось в дверь.
Я открыл.
За дверью стояла Аня, дочь соседей.
Хьюстон, у нас проблема.
Впустить или не впустить? Я не очень-то похож на наперсника одиннадцатилетних девочек-подростков. Я вообще мало похож на наперсника кого бы то ни было. Я сам себе не доверяю и самого себя слушать не люблю, что уж там говорить о малолетках.
– Можно войти? А то родителей нет дома.
Вот черт.
Впустишь ее – посадят за педофилию, а не впустишь – будешь просто свиньей.
– Входи, но только не надолго – я ухожу скоро.
– У тебя что-то стухло – воняет, – заявила девица, потому что у них это, видимо, в крови – по крайней мере она точно унаследовала это от папочки.
И вовсе фляки не стухли, а просто уже приятно благоухали по всему дому.
– Ты обедала? – спросил я, потому что не знал, о чем еще можно разговаривать с несовершеннолетними.
– Обедала в школе.
– Но ты голодная?
– А что у тебя?
Человек либо голоден, либо нет, правда ведь?
Но только не женщина.
Женщина хочет есть что-то особенное – а вовсе не то, что у тебя сейчас имеется в наличии. Если она хочет дыню – то она даже не прикоснется к твоим флякам, если она хочет салат из помидоров – то даже не предлагай ей капустный салат, это же ясно. Я это уже давно знаю.
– Фляки, – ответил я и добавил: – Только фляки.
– А это что?
– Это такие… – Я запнулся.
Ну как тут объяснишь, в самом-то деле?! Не скажешь же девочке-подростку, что это внутренности, засунутые в желудок и сдобренные специями… еще в обморок упадет.
Марта от одного только названия уже вздрагивала. И рульку она не ела, а я ничего лучше правильно приготовленной рульки не пробовал – «потому что у рульки есть шерсть»! Я вот курицу не люблю – потому что у нее перья. А Марта говорила: «Перья можно ощипать и опалить над огнем (как будто мне делать больше нечего, кроме как опалять перья птиц!), а вот что ты сделаешь с шерстью?!! Она омерзительна!»
А на самом деле шерсть можно спокойненько себе пальцами повытягивать, потому что у правильно приготовленной рульки щетина легко снимается, волосы выходят мягенько, да не столько их там, чтобы так уже прямо человеку было омерзительно.
– Фляки – это такое блюдо, с острыми приправами, такое, знаешь… мясное блюдо для мужчин, – закончил я легко, а Мелкая уставилась на меня с удивлением.
– Ты мизогинист? Мама так папу называет.
Я забыл, что означает это слово, но на всякий случай покивал головой, что при определенном желании можно было принять как за согласие, так и за отрицание. Надо будет посмотреть это слово в словаре. Человек ведь учится всю жизнь, так что нечего всяким сопливым девчонкам передо мной нос задирать.
– Ну, я могу попробовать, – заявила она, и мы направились на кухню.
Я достал две тарелки и положил фляков в обе. Она возила ложкой по тарелке, не решаясь поднести еду ко рту.
– Если ты не ешь, то я съем, – сказал я.
– Выглядит как… какие-то фляки, – выдохнула она с облегчением. – Я вообще-то пришла, потому что уроки уже сделала и мне скучно.
Вот же я неудачник, только этого мне не хватало – быть спасательным кругом для скучающего недоразвитого создания женского пола!
– А где Марта?
Я удивился. То есть эта Мелкая водила дружбу с моей девушкой?! А я и не знал ничего.
С бывшей девушкой.
– Ну, твоя девушка, – уточнило это чудное дитя.
Вот здорово, что она мне напомнила. А то я ведь не в курсе, кто такая Марта.
– Она… ушла.
– А что ты ей сделал?
Я чуть фляками не подавился.
Что я ей сделал?!! То есть в голову не приходит, что это ОНА могла мне что-то сделать! И ведь маленькая такая, от горшка два вершка, а уже задает идиотские вопросы!
– Ничего, – процедил я коротко.
– Вы поссорились?
– Можно и так сказать. – Я медленно жевал фляки, потому что не представлял, что дальше делать с этим дитятком.
– А где мой слоник? – вдруг заинтересовалась Аня.
Ну, теперь-то будет полегче.
Будильник надо поставить на видное место – ибо патриотизм и матушка.
Ринграфик тоже держать на виду, чтобы хранил, – ибо опять же матушка.
А слоник – слоника тоже на виду, ибо на счастье же Мелкая подарила.
– Он у меня в спальне, – ответил я, не уточняя, что валяется на дне ящика.
