Теперь Алина работает в какой-то специальной конторе, которая занимается чтением и оценкой сценариев – сериалы, новые проекты, телефильмы, публицистические программы. Оценка, рецензия – и либо добро, либо отказ. Это важная функция – в нашей стране с этой конторой всегда считались и считаются.
Я рад, что у нее это получилось. Она иногда вспоминала наш первый и последний совместный фильм – так уж устроены женщины, они любят свое прошлое.
– Помнишь, как я тогда красила Агнешку, а ты сказал, что…
Я и Агнешку-то не помню – она сыграла небось только в этом фильме, а потом исчезла с горизонта, как большинство звездочек на один раз, а уж того, что я говорил в этот момент… я себя-то не особо помню тогдашнего. Но я понимаю, что имеет в виду Алина. Мы вообще друг друга понимаем. В целом.
Она сделала неплохую карьеру – от ассистентки гримера до человека, который принимает решение, что будет ставиться, а что нет. И поэтому я в общем-то охотно слушаю эти ее воспоминания.
Это было начало моей профессиональной деятельности. И практически ее конец. «Липа», две полнометражки. И рекламные ролики.
– Может, встретимся?
– Я же говорю, я к матери иду.
– Ага. А потом?
– Понятия не имею, когда вернусь. Созвонимся на неделе, ок?
– Хорошо. Я скучаю по тебе.
– И я по тебе тоже, – отвечаю я вежливо и кладу трубку.
* * *
А даже приятно пахнет это масло.
Я вытягиваю из-за корзины для белья старый журнал Марты. Будет ли союз Брэда Питта и Анджелины Джоли счастливым? Господи, какой это год?! Я перелистываю страницу за страницей. Даже не верится, что она покупала такие журналы. Ведь никто не может читать такую чушь! Измена… самый сексуальный мужчина… самая горячая пара года… Сегодня, кстати, они уже разведены.
Письма в редакцию.
«Если у тебя проблемы в отношениях, не стесняйся, мы ответим на любой твой вопрос, поможем найти контакт с самой собой, ты познаешь свои тайные желания и потребности».
«Дорогая редакция, сколько калорий в ложечке спермы?»
Еще чуть-чуть – и я утонул бы в собственной ванне!
Да что же такое! Это никогда бы даже в голову не пришло ни одному мужику, ей-богу! Да они ненормальные, эти бабы! Ничего удивительного, что у Марты снесло крышу. Калории?!! Они считают калории в сперме?! Мерзость. У меня просто слов нет.
Мерзость просто.
Я хватаюсь за соломинку, пытаясь найти другое объяснение этому: наверно, в редакции сами выдумали это письмо. Потому что не может нормальному человеку в здравом уме и рассудке это прийти в голову. Но в редакции тоже работают женщины. Они весь мир держат в своих лапках, разжижая нам мозги. И себе, разумеется. Это письмо в редакцию – лишнее доказательство того, что я всегда подозревал: у них нет мозгов.
А я… я лежу в розовом облаке, оставшемся от женщины всей моей жизни, и читаю этот идиотизм. В ожидании обеда у матушки в обществе пана Страшевского, а также пани Юлии и ее мужа, которых, сказать по правде, не особо-то люблю.
Неудачник.
Вообще нельзя рассчитывать на сочувствие в этом жестоком мире.
Жаль.
Я все еще лежу в ванне, когда звонит Баська.
Наверно, нужно просто раздеться – тогда женщины интуитивно сразу о тебе вспомнят.
Это же надо! Она только что узнала, что я не с Мартой.
Интересно, ведь уже три месяца прошло.
Она полна неискреннего сочувствия. Что слышно, какие дела, что делаю.
Ага, так я и сказал ей, что лежу тут в Мартином масле.
– Ничего, – ответил я.
– Ты, наверно, чувствуешь себя страшно одиноким… – она понизила голос.
Знаю этот тон.
Дай ей палец, а потом вдруг обнаружишь, что у тебя нет руки. Нет, со мной этот номер не пройдет! Каждая женщина желает утешить мужчину. И я бы любое утешение с благодарностью воспринял – но только не Баську: с ней мы уже были парой, четыре года назад. Я вообще не верю в существование дружбы между мужчиной и женщиной, рано или поздно все равно эта дружба заканчивается в постели – и тогда все. То, что было приятным, становится обязанностью, милые мурашки исчезают, смотришь утром на эту женщину – и не знаешь, что с собой делать. Говоришь по привычке: я позвоню – а потом боишься брать трубку.
Вообще женщинам не стоит оставаться на ночь. Человеку ведь выспаться надо, а он не может – а если может, то у нее к нему будет претензия, что он с ней не разговаривает. А о чем тут разговаривать, особенно когда уже все кончилось?
А они как раз тогда начинают: зая, а как было, а мне было так и сяк, а как ты, а ты не такой, как все, я со всеми всегда так напрягалась, а с тобой чувствую себя в безопасности, и тому подобные сопли в сахаре.
Ты не хочешь обидеть ни одну из этих женщин, но и садиться себе на голову никому из них позволить не можешь. Так что держи ухо востро и не расслабляйся, человече. А еще, не дай Бог, имени которого не стоит поминать всуе, тебя могут ждать пространные разговоры о ее бывшем, который был ужасный тип и который вообще никакого отношения к вам не имеет, но она хочет быть честной с тобой и поэтому желает посвятить тебя во все подробности своей биографии. И таких ужасных типов у каждой женщины было до тебя целых три: с первым ее ничто не связывало, второй был мимолетной ошибкой, а с третьим, ну ты понимаешь… третий был так себе в постели.
А ты, значит, у нее четвертый.
И фантастический.
Вот тебе и неприятности.
Ты сменил ориентацию?
Вот создали бы свод законов, по которому женщина должна была бы понимать, что все о’кей, что нам было здорово и классно, но вот сейчас мы расходимся по домам, каждый к себе. Женщины ведь в последнее время имеют равные права с мужчинами – вот пусть бы их правом было покинуть дом, в котором произошла близость, если этот дом не их собственный.
С Баськой было неплохо, но не супер.
Она все время хотела поменять у меня шторы. А шторы я выбираю всегда сам. В последний раз – вместе с Камилем, потому что у его коллеги есть магазин с обивкой для автомобильных сидений. Я приехал с пробником – и мы выбрали ткань, подходящую к моему креслу, которое Марта выбросила год назад. Жаль, кстати, потому что они отлично сочетались.
Ну и тот мой фатальный день рождения, последний перед Мартой, на котором я не осчастливил Баську предложением…
В конце концов я пригласил ее вечером выпить.
* * *
Геракла я когда-нибудь убью. Сделаю это мимоходом, нехотя, возьму его на прогулку – и выпущу из машины на углу Маршалковской и Иерусалимских Аллей, пусть себе бежит!
На этот раз сукин сын переборщил – прогрыз дыру в кроссовках, которые я обожаю! Уж не знаю, что его так разозлило.
