Кошмарину я залил – это сто процентов.
Надо спуститься к ней. Может быть, она в комнате и еще не видела. Я зайду, извинюсь, скажу, что все отремонтирую. У меня, кстати, квартира застрахована, Марта очень на этом настаивала, а я всегда противился. Нужно Кошмарину предупредить, а то грянет такой скандал, что я костей не соберу.
А компьютер?
А фото?
Это потом. Позже.
Я закрыл дверь и спустился на этаж ниже.
Я сейчас должен заниматься другими делами – мне надо ликвидировать последствия стихийного бедствия, которое я же и устроил. Нужно подумать, что я ей скажу. Добрый вечер, извините. Добрый вечер, я ваш сосед сверху. Да знает она, кто я!
А о тех делах я потом подумаю.
Я постоял перед дверью Кошмарины, потом постучал.
Ничего. Тишина.
Я прислушался, ожидая услышать шарканье тапочек по полу. Тишина. Нажал на звонок – дверь по соседству чуть приоткрылась, но я притворился, что не замечаю этого. Еще раз нажал на звонок – ничего.
Я вернулся наверх.
Да это невозможно, чтобы ее дома не было.
Но она и не стучала, кстати. Сегодня ни разу не стукнула. Стул упал – и то она не стукнула. Музыка орала – не стучала.
У меня голова занята сейчас совершенно другим. Не могу я заниматься этой Кошмариной – может, она вообще в санаторий уехала.
Я собрал мокрые полотенца, в кухне был полный разгром. Взяв телефон, я позвонил Яреку.
Мне нужно знать, кто прислал мне это фото, а он в компьютерах разбирается как никто, он вполне может взломать чужой почтовый ящик – для него это раз плюнуть вообще. Он все серверы сразу видит, знает, как на них выйти, он вообще компьютерный гуру просто.
– Ярек? – мой вопрос звучит, конечно, идиотски, я ведь и так знаю, что это он, раз звоню ему.
– Старик, ну ты даешь – сколько же я могу твои дела разгребать! Ты запиши телефон того мужика, потому что там с тобой срочно хочет связаться его жена! А я не собираюсь роль посредника исполнять и в секретари тебе не нанимался, ясно?
– Подожди, сейчас, сейчас, запишу, – обещаю я, – но я по другому вопросу. Помоги мне.
– Пеленки тебе поменять? Старик, эта его жена – она актриса, ты там, наверно, дел наворотил, что она тебя разыскивает, а я и знать даже не хочу, чего ты там натворил, я к этому никакого отношения не имею, понятно?! И не вмешивай меня в это!
– Клянусь тебе, я позвоню, но ты должен мне помочь, старик, это вопрос жизни и смерти!
– Я диктую номер! – ворчит он. – По порядку!
Я записываю номер Актрисы на какой-то бумажке.
– Ты можешь вычислить адрес, с которого я пару месяцев назад получил письмо?
– Могу, и что?
– Сделай это для меня, как можно скорее. Мне очень нужно узнать этот адрес.
– Мне нужно, мне нужно… последний раз, твою мать, последний раз я тебе помогаю! Давай данные.
Первый и последний, потому что вообще-то я его ни о чем раньше не просил. Я диктую ему данные.
И больше ничего не делаю. Потому что единственное, что я могу делать в этой ситуации, – это не думать.
А еще мне надо выйти с Гераклом на прогулку.
Вытаскиваю его из сумки. Он на мой зов не отзывается никогда – как будто не слышит. Я пытаюсь надеть ему шлейку – он убегает.
Мне нужно подышать свежим воздухом, пока все не начало рушиться.
А что «все»?
Все и так уже разрушилось.
Нельзя ни о чем думать сейчас, псу надо пописать, вот и все.
Я вытаскиваю Геракла из-под кровати, надеваю на него упряжь, еду вниз.
В дверях стоит группа подростков. При виде нас они прыскают со смеху.
Опозоренный, я выхожу во двор. Ночь светлая, июльская, теплая. Я иду с Гераклом за дом, там спокойнее и нет подростков и больших собак, которые гавкают, а мамин песик этого не выносит.
Что же мне теперь со всем этим делать?
Геракл идет рядом со мной на поводке. Мать его с поводка спускает, а я нет: пописает он или не пописает, мне как-то по барабану.
И все остальное тоже.
* * *
Почему же Кошмарина не открыла дверь?
Я смотрю наверх. У меня свет горит, я специально оставил, не люблю возвращаться в темную квартиру. Но и в квартире подо мной тоже горит свет. И форточка на кухне открыта.
Значит, Кошмарина дома. И уже, наверно, долбится в мою дверь, уже скандалит на весь дом. Или даже полицию вызывает. Времени больше десяти, самое время для скандала. Я слегка тяну собаку за поводок, она послушно семенит рядом со мной.
Вернувшись домой, снимаю с Геракла шлейку. Надо снова спуститься вниз, попробовать поговорить со зловредной старухой.
Не открывает.
Я возвращаюсь домой.
Я ничего не могу сделать с тем, что увидел на экране.
Ничего.
Совершенно ничего.
Пока ничего.
Я потом об этом подумаю.
Слишком много всего.
Вниз на чужой балкон
Я беру трубу от пылесоса и аккуратно стучу.
Тишина.
Стучу сильнее.
Опять тишина.
Еще сильнее.
Ничего.
Звоню соседям. Открывает Кристина в халате, она слегка придерживает дверь, но я вижу, что она уже готовилась ко сну.
– Иеремиаш? Аня спит давно, – говорит она недовольно.
Я на момент застываю. Если взрослая женщина думает, что я пришел в полночь к ребенку, то что удивляться тому факту, что американцы выбрали черного президента?
– Какая Аня? У меня проблема… Дело к тебе… Я, конечно, прошу прощения, что поздно, но ты ведь работаешь в больнице…
– Ну сейчас-то не работаю… что случилось? – она распахивает дверь и впускает меня в коридор. Краем глаза я вижу соседа в пижаме – он курит на балконе.
– Ты знаешь эту мою соседку снизу? Ну, подо мной которая, – я вдруг понимаю, что понятия не имею, как зовут Кошмарину. – Ну такая… старая, серая… все время стучит щеткой в потолок…
Крыся смотрит на меня круглыми от удивления глазами.
– Ну… так… видела.
– Она точно дома, а дверь не открывает. Я ей кухню залил. Она всегда устраивает такие ужасные скандалы… я хотел ее предупредить, извиниться, а она… не открывает. Может, случилось что-нибудь?
– Может, уехала.
– Нет, не уехала, у нее свет горит, я проверял.
– Люди иногда оставляют свет специально. Особенно одинокие, – она смотрит на меня как-то иначе, чем обычно, как будто не узнавая меня.
