— Да нет же, Ремо, какое там просто! Если я не притащу тебя обратно целым и невредимым, Амма поклялась, что навсегда выгонит меня из отряда! Я не шучу!
Фаун начала понимать, как обстоят дела. Барром двигало не только беспокойство о напарнике; парень должен был спасти свою и так уже подпорченную шкуру.
Ремо посмотрел на Барра с яростью.
— Я тоже не шучу.
Барр смотрел на него с искренней растерянностью человека, все свою жизнь полагавшегося на свое обаяние, когда это обаяние вдруг перестало работать.
Даг молча наблюдал за всем со стороны. Прежде чем препирательства пошли по новому кругу, он спокойно вмешался:
— Лучше вытри свое оружие, дозорный. Твой лук уже начинает коробиться от сырости.
Барр сделал растерянный жест — как если бы он хотел возразить против этого вмешательства, но не осмелился. Он настороженно посмотрел на Дага.
— А насчет тебя, Даг как-там-тебя… Амма также хотела, чтобы я сообщил ей, не подговорил ли ты Ремо на эту глупость. Как будто я знаю!
Ремо только возмущенно фыркнул.
— Я сказал, что вы не виделись с тех пор, как повстречались в шатре в первый день. Не уверен, что она мне поверила. Не уверен, что она поверила хоть чему-то, что я говорил, — добавил он с горечью.
— Ну почему, Барр, — с сарказмом протянул Ремо, — почему она тебе не поверила?
Прежде чем Барр нашел слова, чтобы выразить свое возмущение, Берри, обменявшись взглядом с Дагом, вышла вперед.
— Команде время отправлять спать, дозорный, а ты устроил утомительные препирательства в нашей каюте. Если хочешь, можешь доесть вкуснятину, оставшуюся после ужина, и получить сухую постель у очага. Если вы двое предпочитаете вместо этого спорить и дальше, отправляйтесь на берег и чешите языки до полного душевного удовлетворения или до рассвета — что раньше наступит. Выбор за вами, только решайте сразу. — Стук капель по крыше добавил зловещего веса ее холодному требованию.
После долгой паузы Барр проглотил все ругательства, которые ему хотелось обрушить на Ремо, и кивнул Берри.
— Я был бы благодарен за постель, мэм… и за еду. — На Ремо он кинул мрачный взгляд, ясно говоривший, что сдался он только временно.
Команда «Надежды» занялась почти нормальными приготовлениями ко сну. Барр, бросив на Дага косой взгляд, занялся своим оружием. Вит и Хог помогли ему разложить вещи для просушки, Готорн и Берри расстелили перед очагом шкуры, предназначенные для гостя, а Фаун разогрела рыбу, картошку и лук. Барр смел все так, что стало ясно, каким голодным он был, с изумлением уставился на кружку пива, которую налил ему Бо, и тут же осушил ее до дна. Все неловко толкались в каюте, которая неожиданно стала еще более тесной, но в конце концов улеглись.
Свет фонаря сквозь занавеску, отделяющую их закуток, казался Фаун еле заметным красным пятнышком; обняв Дага, чтобы согреться, она прошептала:
— Ты случайно не пожелал, когда задувал свечки, чтобы появился Барр?
Даг подавил смешок.
— Нет, Искорка. — Помолчав мгновение, он добавил: — По крайней мере не совсем.
— Я просто хотела, чтобы ты знал: к этому последнему сюрпризу я отношения не имела.
— Похоже, сюрприз нам преподнесла Амма Оспри. Жаль, что у меня не было случая подслушать тот разговор — могу поспорить, уж она-то в выражениях не стеснялась. Только мне кажется, что она опоздала поджаривать пятки парню.
— Ты считаешь, что Ремо следует с ним вернуться?
— Это не мне решать.
— Ты же хотел, чтобы он вернулся, — тогда, в первый вечер.
— Ну, молодым дозорным полезно повидать мир.
— И еще ты говорил, что не собираешься усыновлять его.
Даг откинул голову и прищурился, разглядывая лицо Фаун в полумраке.
— Ты так хорошо помнишь все, что я говорю? Это может оказаться тяжелой ношей для мужа.
Фаун хихикнула.
— Дело выглядит так, — добавил Даг, — что, если они приползут домой, поджав хвосты, Амма их примет обратно. Меня это не слишком удивляет. Никому не хочется лишаться дозорных. И все-таки… Мне бы очень не хотелось, чтобы Ремо вернулся… если он так решит. Мне казалось, что я в чем-то сумел его убедить. И с Хогом он очень мне помог.
— Вот ведь какое дело, — задумчиво проговорила Фаун, — нельзя убежать отчего-то одного без того, чтобы не прибежать к чему-то другому. — Она провела рукой по плечу Дага. — Вот ты, например. Я убежала из дома и тут же прибежала к тебе… и ко всему широкому миру. Я никогда не оказалась бы тут, если бы сначала не перестала жить там.
— И нравится тебе тут? На этом судне?
— Мне нравится на любом судне, если на нем находишься ты. — Фаун потянулась и поцеловала Дага. — Хороший получился твой день рождения?
— Лучший за многие годы. — Даг поцеловал ее в ответ и медленно проговорил: — Лучший за все мои годы. А это много, Искорка. Ха!
Фаун уже хотела пихнуть Дага в бок и потребовать объяснений: что он имел в виду под этим «ха», — но в этот момент он зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть; ноги Фаун наконец согрелись, и она постепенно соскользнула в сон.
* * *
За завтраком Фаун обнаружила, что Барр, как большинство молодых животных, выглядит гораздо симпатичнее сухим и пушистым. Накануне ночью, глядя на измученного парня, она не могла определить его возраст, теперь же не сомневалась: из двух напарников он младший. Ему удалось обуздать свой нрав; по крайней мере теперь его доводы касались больше Ремо, чем самого Барра.
— Твои родичи по шатру очень беспокоятся о тебе, — сообщил он Ремо.
— Когда мы в последний раз виделись, это не было заметно, — проворчал тот. — Совсем даже не было заметно.
— Ремо, пойми же ты: Амма дала нам ограниченное время для исправления. Не можешь же ты ждать, что ее готовность простить сохранится навсегда.
Ремо ничего не ответил. Барр гнул свое.
— Если мы не вернемся вовремя, есть шанс, что она перестанет тревожиться о тебе и начнет злиться. Нам нужно ловить момент.
Фаун не утерпела и спросила:
— А разве она не будет тревожиться о вас обоих?
Барр посмотрел на нее так, словно не был уверен, следует ли ему разговаривать с крестьянкой; однако, не в силах упустить возможность поплакаться, проговорил:
— Поскольку она практически прямо велела мне вернуться с ним или не возвращаться вовсе, не думаю, что она тревожится и обо мне тоже.
— Барр, которым можно пожертвовать, — пробормотал Ремо.
Барр стиснул зубы, но удержался от резкого ответа; Ремо посмотрел на него с некоторым удивлением.
После минуты молчания, нарушаемой только жеванием и просьбами передать хлеб или масло, Ремо сказал:
