— Но ты даже не прикоснулся ко мне! Ты был в двадцати футах от меня, на берегу. Ты использовал во зло свой Дар!
— Верно, — бесстрастно подтвердил Даг, не пытаясь придумать отговорок. Ремо и Барр посмотрели на него с тревогой. Изумленный взгляд Крейна ясно говорил: «Кто же ты такой?» — но вслух он этого не произнес.
Полная беспомощность Крейна стала совершенно очевидной, когда его мыли. Он должен был уже понять, что является говорящим мертвецом. Фаун знала, как притворяться равнодушной к пытке, которой нельзя избежать, но она никогда не видела подобного безразличия. Крейн казался недовольным тем, что его разум пытаются пробудить от его мрачного забытья.
Снова последовало молчание.
— Значит, — снова попробовал Даг, — ты был упрямым, как мул, нарушителем правил, не пожелал исправляться, и тебя вышвырнули из Лог Холлоу. Возможно, еще и за воровство.
— Это было ложью, — ответил Крейн и через мгновение добавил: — Тогда.
— В самом деле? — мягко переспросил Даг. — Как я слышал, была еще и какая-то крестьянка… и дети. Что случилось с ними? Когда твой лагерь отобрал у тебя все до нитки и изгнал тебя, сумел ты к ней вернуться?
— На некоторое время, — ответил Крейн. — Она была недовольна моей охотничьей добычей по сравнению с тем, что я привозил из походов. А потом проклятая баба померла. Я пожертвовал всем ради пустышки.
— Отчего она умерла?
— От лихорадки. Меня там не было. Я вернулся, как раз когда нужно было все расхлебывать.
Даг глянул на Фаун; лицо его выражало напряжение, и Фаун коснулась тонкого подсохшего струпа на шее — следа ножа Крейна. Прошлой ночью Даг едва не потерял ее… Фаун иногда тревожилась о том, что может случиться с ней, если Дага убьют; сейчас она неожиданно поняла, что никогда раньше не задумывалась о том, что будет с Дагом, если погибнет она. Овдовев в первый раз, он с трудом выжил, и это при поддержке родных и в окружении знакомого мира; каково же ему пришлось бы, имея вокруг пустоту?
— Что случилось с детьми? — спросил Даг. Голос его был очень ровным, лишенным всякого осуждения. Да иначе и нельзя, подумала Фаун: Крейн может вовсе перестать отвечать. Она закусила палец, думая о несчастных детях.
— Оставил ее сестре. Та не хотела полукровок. Мы поспорили… и я ушел. С тех пор ничего не знаю.
Фаун предположила, что спор был отвратительным… Смерть любого из родителей — ужасное несчастье для малышей, но потеря матери может быть для них смертельной, даже если рядом близкие родственники или друзья. Крейн явно не был тем человеком, у которого оказались бы те или другие. Даг не стал этого касаться.
— А что потом?
— Я некоторое время скитался по Олеане. Когда мне надоедало жить в лесу, я брался за любую работу, какую мне давали фермеры, или играл в кости. Тут выгода была невелика, и я стал воровать — благодаря Дару это оказалось легко. Я мог входить в лавки или дома, как призрак. Мне особенно нравилось проникать туда, откуда меня выгоняли, хотя я честно просил о работе.
— Ох, и хорошо же там принимали следующий отряд, — с возмущением сказал Ремо, — ведь Стражей Озера начинали подозревать в воровстве! — Даг знаком велел ему молчать. Губы Крейна изогнула насмешливая улыбка. Сколько ему могло быть лет? Конечно, больше, чем Барру или Ремо, но меньше, чем Дагу, решила Фаун.
Ремо посмотрел на склонного к нарушениям правил Барра так, что тот неловко поежился и ответил своему напарнику взглядом, в котором ясно читалось: «Я никогда не стал бы…» Однако Фаун видела, что обоим молодым дозорным понятно: «Да, это так легко!»
— Однажды ночью, — продолжал Крейн, — какой-то фермер проснулся до того, как я закончил, и поймал меня. Мне нужно было заставить его молчать, но я слишком сильно его ударил. Вот тогда я и решил распрощаться с Олеаной. Дошел до реки, за деньги того фермера купил себе место на барже. Тогда я и начал думать: если мне удастся уехать далеко, может быть, я смогу выдать себя за другого человека. Скинуть кожу, сменить имя и начать заново. Я собирался решить, куда направиться — на юг к Греймауту или на север в Лутлию, — когда доберусь до Конфлуенса. Хоть я и не люблю снег… Говорят, в Лутлии не задают слишком много вопросов, если дозорный может выдержать холод. Только дурак — капитан той баржи — свернул к таверне в пещере, и я познакомился с Пивоваром и его игрой.
— Что это была за игра? — голос Дага стал странно мягким, и Ремо с сомнением посмотрел на него. Слова Крейна лились так, словно он забыл о слушателях, увлеченный своими воспоминаниями. Даг ничего заметного не делал, чтобы нарушить этот поток; Фаун не могла судить о том, не направляет ли он его своим Даром.
— Пивовар развлекался тем, что пополнял свою шайку. Когда ему удавалось захватить речников живьем, двух или больше — лучше всего получалось, если их оказывалось четверо, — он заставлял их парами сражаться друг с другом. Кто отказывался биться, тех убивали на месте. Вторая пара почти никогда не отказывалась… Если пленников бывало много, Пивовар выставлял друг против друга победителей. Призом — помимо сохранения жизни — была возможность присоединиться к шайке. Пивовар говорил, что может справиться почти со всеми: после того как человек убивал своего друга, он принадлежал Пивовару.
«Элдер…» — подумала Фаун. Так случилось и с Элдером? В таком случае какова же была судьба Бакторна, отца Берри и их команды? Фаун передернуло. Она поняла, что Даг говорит тихо не только потому, что так его голос звучит более угрожающе; он не хотел, чтобы их слова услышал кто-то еще.
— Его арифметика, на мой взгляд, была неправильной, — продолжал Крейн. — Однако я, когда там появился, показался ему редкой добычей. Превратить Стража Озера в грабителя и убийцу! Пивовар думал, что он хозяин положения; я не стал говорить ему, что прошел по этой дорожке гораздо дальше.
Странное хвастовство… Если Крейну не удалось стать лучшим, он решил посоревноваться за звание худшего? «По-видимому, так».
— Я, конечно, победил в схватках. Это было слишком легко. Я остался в шайке на несколько недель, все вызнал и околдовал нескольких разбойников — просто чтобы посмотреть, что получится. Потом я довел игру Пивовара до конца — ударом в спину. Даже не знаю, удивило его это или нет.
— После того как ты победил, ты же мог уйти, — сказал Даг. — Пусть тебя сначала и сторожили, раз ты мог проходить мимо фермеров, как призрак, почему было не уйти от разбойников?
— Куда мне было идти? Фермеры меня к себе не приняли бы, а Стражи Озера… они сразу поняли бы, сколько на мне крови. Так что, может быть, Пивовар в конце концов и выиграл, а?
— А самоубийство? — мягко проговорил Даг.
Крейн изумленно посмотрел на него.
— У меня не было завещанного мне разделяющего ножа! И с тех пор, как меня изгнали, возможности получить его тоже не было. Проклятый совет лагеря лишил меня моего вместе со всем остальным. — Крейн с трудом отвернул лицо. На несколько минут поток его слов иссяк.
