Точнее, пять недель. Трудно поверить, что прошло столько времени с тех пор, как он планировал обойти кезанцев с фланга и разбить их у стен Будвила. Ужасно самонадеянно, как он теперь понимал, рассчитывая одолеть Великую армию всего двумя бригадами.
Всему виной его самомнение. Если бы он был там, на стенах, вместе с Хиланской и остальными, они отбили бы атаку этих Стражей и отправили кезанскую армию в бездну.
Тамас встал на ноги. Надел сорочку, давно пожелтевшую и испачканную кровью, его собственной и вражеской, затем брюки и сапоги. Обувь Олем ночью, как обычно, почистил: он понимал, что фельдмаршал должен выглядеть опрятно. Наконец Тамас облачился в мундир и вышел на свежий утренний воздух, зажав шляпу под мышкой.
Гэврил смотрел на него, сидя в седле. Каким-то образом шурин Тамаса умудрялся сохранить свой мундир Горного дозора в приличном состоянии. Его брюки были разорваны и испачканы, руки и плечи, почерневшие от порохового нагара, покрылись шрамами и порезами, но поблекший мундир мастера так и не истерся от времени и стирки.
Гэврил уже оседлал лошадь Тамаса и протянул ему поводья.
– Я не поеду с тобой на эту проклятую прогулку, – сказал Тамас.
– Тогда зачем оделся?
Гэврил оглянулся на лагерь. Солдаты еще спали. В последние два дня Тамас дал им послабление, отложив подъем почти до восьми утра. Они заслужили отдых. Разбив кезанскую кавалерию и взяв с уцелевших клятву не участвовать больше в войне, к тому же опережая кезанскую пехоту на целую неделю, фельдмаршал мог позволить себе и своим солдатам некоторые вольности.
– Сегодня мои солдаты тронутся в путь, – заявил Тамас.
– Мы их нагоним.
Упрямый баран. Зачем Гэврилу это нужно? Зачем ему понадобилось тащить с собой Тамаса? Мертвых лучше всего оставить в покое. Их больше не заботят чувства живых.
Лучше просто снять шляпу, повернуться на запад и несколько минут постоять, склонив голову, вспоминая погибших. Так будет разумнее.
– Садись на свою проклятую лошадь, – настаивал Гэврил.
Тамас взобрался в седло.
Они молча поехали на запад вдоль какой-то из множества рек, образующих Пальцы Кресимира. Тамас не знал, было ли имя у этой реки. Местные жители, вероятно, как-то ее назвали, но в этой части Кеза жило не так уж много людей.
Северный Кез, с его просторными полями и пастбищами, когда-то был густо заселен. Засухи и наводнения последних десяти лет, доставившие столько проблем Адро, затронули также и Кез, львиная доля местного населения уехала в поисках работы в восточные города. Тамас представил себе эти города, еще более переполненные и грязные, чем Адопест.
А как живет Адопест во время войны? Канал через горы уже должны были прорыть, сняв с Горного дозора часть забот по обеспечению торговли с соседями. После начала войны с Кезом продовольствие стали доставлять из Нови и Делива.
Тамас и Гэврил спустились с высоких предгорий туда, где Пальцы Кресимира начали соединяться. Они сходились не все сразу, а постепенно. Задуманная поездка займет несколько дней, и цель ее находилась в низине, уже не очень далеко отсюда.
Почва стала каменистой – с крупными валунами и неожиданными оврагами. Тамас гадал, не доходили ли прежде горы до этих мест, а если да, то какой бог или стихия разрушили их.
Много лет назад он нашел это место подходящим для того, чтобы укрыться от Стражей Ипилла.
Тамас и Гэврил проехали по скалистому обрыву, затем спустились в низину, где встречались два потока Пальцев Кресимира. Внезапно Тамас повел плечами от холода, несмотря на палящее летнее солнце.
А затем он увидел ее. Пирамида из камней отстояла не больше чем на пятьдесят шагов от места слияния двух рек. Сложенная из глыб песчаника, найденных на берегу, она была приблизительно четырех футов в высоту и шести футов в толщину.
За прошедшие тринадцать лет она мало изменилась. Лишь смыло дождем кровавые отпечатки пальцев Тамаса и Гэврила, которые содрали ладони до мяса, пытаясь вырыть могилу в каменистой земле. На самом верхнем камне Тамас оставил драгоценное ожерелье, принадлежавшее покойному. Оно пропало, но сама пирамида казалась нетронутой.
Тамас слез с лошади и привязал поводья к чахлому деревцу. Медленно, в глубокой задумчивости приблизился к каменной пирамиде. Теперь, когда он здесь, прежние страхи кажутся глупыми.
Он повернулся к Гэврилу.
Гигант, так упорно заставлявший Тамаса отправиться в это паломничество, словно не решался подойти ближе.
Тамас тяжело вздохнул. Коснулся рукой верхнего края пирамиды:
– Каменир.
У него хватило сил произнести это имя вслух.
Камни захрустели под сапогами Гэврила, и тот наконец подошел.
– Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме нас с тобой, помнит это имя.
Пока Тамас держал эту мысль в голове, она казалась глубокой и прочувствованной. Высказанная вслух, она получилась черствой, и фельдмаршал немедленно пожалел о своих словах. Гэврил был последним из семьи Каменира. Его родственников, проживавших в Кезе, убили по приказу Ипилла. Те же, кто поселился в Адро, были немногочисленны и давно отреклись от него.
Тамас попытался представить себе Каменира и понял, что не может. Он был очень похож на Гэврила. Не такой огромный. Немного моложе. Неряшливый, легкомысленный, с искренней улыбкой, которую многие признавали обезоруживающей.
– Как ты мог? – Гэврил стоял около пирамиды, склонив голову.
– Что?
– Как ты мог жить дальше? После всего, что произошло?
Тамас удивился, услышав укор в голосе шурина.
– Какой у меня был выбор?
Что Гэврил надеялся услышать? Чтобы он признался, что переспал с половиной добропорядочных леди в Адопесте и еще с множеством непорядочных? Чтобы он рассказал, как за короткое время после смерти Эрики убил на дуэлях больше людей, чем за все годы своей буйной юности?
– Я видел твое горе, – продолжал Гэврил. – Видел, как оно сжирает тебя после гибели Эрики. После того как Манхоуч отклонил твое требование объявить войну Кезу. Когда ты приехал и сказал, что хочешь убить Ипилла, я понял, что это необходимо сделать. Но… после нашей неудачи, после смерти Каменира, ты изменился. Пропали все признаки горя, которые я замечал в тебе. Ты вернулся в свет. Улыбался всем этим глупцам, которые в душе радовались, когда ты получил ларец с головой Эрики. Ты развлекал гостей и с улыбкой выходил на улицу.
– Какой у меня был выбор? – повторил Тамас.
Гэврил ухватил его за плечо и развернул, чтобы посмотреть в глаза:
– Ты никогда не горевал о Каменире. Тебя никогда не волновало, что мой младший брат умер.
На глазах Гэврила выступили слезы, его лицо покраснело.
– А чего ты ожидал? – Тамас внезапно рассердился. Значит, все эти годы Гэврил таил на него обиду? Думал, что Каменир ничего не значил для него? – Ты хотел, чтобы я так же не отрывался от бутылки, как ты сам?
