Возможно, секретарь Рикарда показалась дайнизке достаточно серьезной угрозой, чтобы заготовить ее восковую фигурку, или же Ка-Поэль просто начала лепить их для каждого, с кем встречалась. Если верно второе, она скоро заполнит куклами весь ранец.
Последние четыре дня прошли как в тумане. Таниэль напряг память, но единственное, что ему удалось вспомнить, – это дым малы и потолок притона Кина. А перед этим…
Рикард Тумблар хотел, чтобы Таниэль вместе с ним баллотировался на выборах.
Это означало влезть в политику.
Таниэль ненавидел политику. Он был свидетелем того, как коммерческая элита хитростью захватила власть в Фатрасте после успешного окончания войны за независимость. Рикард уверял, что ничего подобного не произойдет. Утверждал, что это будут честные и открытые выборы, что народ сам назовет состав правительства.
Рикарду, как и большинству политиков, доверять не стоило.
Но этого еще недостаточно для четырехдневного загула в притоне. Почему Таниэль вернулся в эту дыру и…
Ах да. Рикард сказал, что нужно сообщить фельдмаршалу Тамасу о выздоровлении сына. Несмотря на все объяснения, он, похоже, так и не понял, что Тамас тут же потребует отправить Таниэля на фронт.
Это было бы к лучшему, пытался убедить себя пороховой маг. Он нужен на фронте. Он вернется туда и поможет защитить страну.
Защищать, убивая. Это единственное, что Таниэль умел. Бездна, он убил даже бога! Пусть никто и не верит этому.
Он снова повернулся в гамаке и потянулся к трубке и тому огромному липкому шару малы, который оставил ему Кин.
Мала исчезла.
– Проснулись? – Фель оторвала взгляд от Ка-Поэль.
Таниэль приподнялся. Проверил карман мундира – на нем все еще был мундир, и это уже хорошо, – затем брюки и край гамака.
– Что вы ищете?
Судя по интонации, Фель прекрасно знала, что ему нужно.
– Где моя мала?
– Кин говорит, что вы выкурили все. Мала закончилась вчера вечером. – Фель бросила что-то в рот и захрустела. – Хотите орешков?
Она протянула Таниэлю кулек из старой газеты.
Он покачал головой. Проверил трубку. Ничего. Затем посмотрел на пол.
– Должно быть, этот вороватый гурланец забрал остальное. Я взял столько, чтобы хватило на неделю.
– Я помню, с какой скоростью вы курите зелье, – возразила Фель. – Не думаю, что Кин обманул вас. Он знает, чьи это деньги.
Таниэль нахмурился. «Чьи деньги»? Он посмотрел на Фель. Ах да, правильно – Рикарда.
– К вашему сведению, – продолжила секретарь, – в притоне Рикарда мала намного выше качеством. Циновки из шелка, и развлечения получше, чем дочь Кина.
У Таниэля екнуло в животе, и он упал на гамак. Дочь Кина. Он ничего не помнил.
– Я…
Фель пожала плечами и оглянулась на Ка-Поэль. Та едва заметно покачала головой.
Таниэль облегченно вздохнул. Переспать с дочерью хозяина притона – худшее, что он мог сделать.
– Что вам от меня надо? – спросил он Фель.
Она выбила трубку о каблук и положила в карман, затем бросила в рот еще орешков.
– Сегодня мы получили письмо от вашего отца.
– И что? – Таниэль напрягся.
– В письме несколько важных новостей. Кезанская армия собиралась штурмовать город. Это было три дня назад. Фельдмаршал решил контратаковать со своими лучшими бригадами.
– Сколько солдат у кезанцев?
– Ходят слухи, что миллион. Тамас не уточнил.
Под лучшими бригадами наверняка понимались Седьмая и Девятая. А слухи о миллионе кезанцев? Это вдвое больше той армии, что сражалась у Вершинной крепости. Даже если их численность завышена в десять раз, все равно Тамас собирается бросить десять тысяч солдат против ста тысяч. Самоуверенный глупец.
И станет еще более самоуверенным, если одержит победу.
– Ах да, – добавила Фель, словно спохватившись. – Он справлялся о вас.
Таниэль фыркнул:
– «Где мой несносный, бесполезный сын? Он нужен мне на фронте». Что-то вроде этого?
– Он спросил, не стало ли вам лучше и не считают ли врачи, что его присутствие поможет вашему выздоровлению.
– Теперь я убедился, что вы лжете. Нет такого человека, ради которого Тамас оставил бы поле боя. Даже ради меня. Особенно ради меня.
– Он очень волнуется. Мы написали ему, что вам стало лучше. Но кто знает, получил ли он письмо до сражения.
С легкой улыбкой Фель взяла из кулька еще несколько орешков.
– Но вы не сказали ему, что я пришел в себя?
– Нет. Рикард решил, вам необходимо время, чтобы восстановить силы.
Значит, Таниэль не зря просил держать его выздоровление в секрете от отца.
– Скорее, он беспокоился, что Тамас сразу же пошлет за мной кого-нибудь, как только узнает, что я вышел из комы.
– И это тоже, – согласилась Фель.
– Само собой.
Таниэль опустился в гамак и вздохнул. Он чувствовал усталость и опустошение. В конце концов, он человек или орудие в чужих руках?
– Этот старый сукин сын…
Наверху хлопнула дверь, не дав ему договорить. Лестница в притон затряслась, и в комнату ворвался молодой рабочий. Фель поднялась ему навстречу:
– В чем дело?
Посыльный запыхался от долгого бега и ошалело озирался по сторонам.
– Рикард велел передать, чтобы вы немедленно явились к нему. Он сейчас в Гражданском суде.
– Что случилось? – Фель смяла пустой кулек и бросила на пол.
Посыльный переводил взгляд с нее на Таниэля, потом на Ка-Поэль и снова на Фель. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.
– Мы получили сообщение из Будвила. Город захвачен и сожжен. Фельдмаршал Тамас погиб.
* * *
Нила сидела возле окна с чуть раздвинутыми портьерами и наблюдала за нарядной публикой, гуляющей по улице. Мужчины в цилиндрах и сюртуках, с тростями, стучащими по мостовой, женщины, сдвинувшие шляпы на затылок, чтобы солнечные лучи падали на их лица. Казалось, никто не замечает жары, навалившейся на Адро. Погода была слишком хороша, чтобы о чем-либо беспокоиться.
Ниле тоже хотелось наслаждаться вместе со всеми. В ее комнате было слишком душно, люди Ветаса заколотили все окна в доме. Воздух был слишком влажным и спертым, и порой она ощущала себя на грани обморока. Накануне Ветас отослал ее с поручением, и под лучами солнца, касавшимися ее лица, Нила едва не поддалась искушению уйти вовсе из города, позабыв и о Жакобе, и обо всех ужасах последних месяцев. Свобода манила…
Неожиданно дверь в спальню приоткрылась. Сердце Нилы чуть не выпрыгнуло из груди, но она сумела ничем не выдать испуга. Это оказался не Ветас. Он обычно заходил из коридора, а не из двери в детскую, где Жакоб тихо играл с деревянными лошадками, лишь иногда жалуясь на жару.