Тамас видел однажды, как несколько экипажей упали прямо в Адроанское озеро. Первый свалился с края пристани. Второй последовал за ним. Кучер увидел, как падает первый, лишь в последнюю секунду. Третий попытался остановить свою лошадь, но безуспешно.
Было очень похоже, но на месте трех экипажей сейчас оказались тысячи драгун, угодивших прямо в траншею.
Когда драгунам удалось остановиться, траншея была почти заполнена лошадьми, жалобно ржущими от боли, и всадниками, пытающимися выбраться из-под них. Задние ряды драгун в ужасе смотрели на попавших в западню товарищей.
Фельдмаршал вздрогнул, представив себя на дне этой траншеи.
– Огонь! – закричал Тамас.
Седьмая бригада дала залп по кезанским драгунам. Их лошади в панике заметались по краю траншеи, офицеры кричали и размахивали шпагами, пытаясь заставить задние ряды организованно отступить.
Тамас перезарядил ружье и выстрелил снова. Противник начал приходить в себя. Если дать им возможность вырваться, у кезанцев еще останется несколько тысяч драгун. Они могли перестроиться и атаковать фланг адроанцев, когда те развернутся, чтобы встретить кирасир.
– В штыки! – крикнул Тамас, поднимая ружье над головой.
Он приказал оставлять через каждые сорок шагов траншеи перемычку твердой земли шириной в десять футов. Они никак не были отмечены, и их трудно будет отыскать в тумане, но фельдмаршал понимал, что должен контратаковать.
Тамас рванулся по ближайшей перемычке прямо во фланг отступавших драгун.
Он потянулся пороховым чутьем и мысленным усилием поджег патроны кезанцев. Порох взорвался, убивая людей и лошадей так близко, что у Тамаса задребезжали зубы. Его солдаты с яростным ревом хлынули вслед за ним, наставив на драгун длинные, словно шпаги, штыки.
Пять тысяч солдат Седьмой бригады врезались в скопление кезанцев. По всей линии траншеи началась рукопашная. Потеряв скорость атаки, драгуны уже не имели преимущества против длинных штыков адроанской пехоты.
Тамас подбежал к первому попавшемуся на пути кезанцу и вонзил штык в открытый живот противника, затем резко дернул ружье, чтобы сделать рану шире. Драгун упал с лошади, а Тамас отскочил назад, чтобы не попасть под копыта испуганного животного.
Что-то сильно ударило его в бок, сбивая с ног. Он повалился на землю, болезненно охнув.
– Сэр!
Олем выронил ружье и выхватил шпагу. Вонзил ее в бедро кезанца и рванулся к Тамасу.
Тот встал на ноги, но Олем на полном ходу врезался ему в грудь. Они оба упали, а палаш драгуна со свистом рассек воздух как раз в том месте, где только что была голова фельдмаршала.
Олем откатился в сторону и помог Тамасу подняться.
В схватке фельдмаршал выронил ружье и теперь выхватил шпагу.
– Пора возвращаться, сэр! – крикнул Олем сквозь грохот выстрелов.
– Мы еще не закончили здесь. Седьмая бригада!
Тамас вложил шпагу в ножны и поднял с земли ружье. Штык был на месте. Он указал острием на кезанцев и помчался вперед, надеясь, что Олем последует за ним.
Приблизившись к драгунам, он снова взорвал их порох. С обеих сторон от него адроанская пехота наседала на врага.
Что-то прожужжало чуть выше правого уха Тамаса, обдав его ветерком. Он внезапно почувствовал головокружение, но продолжал бежать вперед. Однако с каждым шагом драгуны, казалось, лишь отдалялись.
Олему пришлось проорать ему прямо в ухо, чтобы вернуть к реальности:
– Они отступили, сэр!
Тамас остановился, огляделся вокруг и увидел ужасающую картину. Тысячи погибли в этой атаке, и еще тысячи очутились в траншее – искалеченные люди и лошади, умирающие медленной смертью. Их крики все еще звучали у него в ушах.
– Хорошо. Назад на позиции.
Он ухватился за руку Олема, чтобы не упасть.
Они отыскали безопасную дорогу через траншею. Солдаты Седьмой бригады отвернулись от отступавших кезанцев и убедились, что никто не вылезет из траншеи живым. Один драгун схватил за ногу адроанского солдата, умоляя о милосердии. Солдат вонзил штык ему в глаз.
– Вы ранены в голову, сэр. – Тамас почувствовал руку Олема у себя на плече.
Фельдмаршал коснулся виска, и его пальцы сделались багровыми.
– Слегка зацепило, – успокоил его телохранитель. – Крови много, но рана выглядит неглубокой.
Левая рука Олема безжизненно повисла. Рукав превратился в окровавленные лохмотья и едва не оторвался.
– Просто легкая рана, сэр, – ответил он на вопросительный взгляд Тамаса.
– Тамас, где ты пропадаешь, сукин сын! – проревело где-то рядом. – Девятую бригаду смяли! Мы потеряли правый фланг!
Тамас поднял голову и оглянулся. Гэврил во весь опор мчался на запад в сопровождении своих разведчиков.
– Полковник Арбор!
Тамас поискал глазами полковника и нашел его возле края траншеи, где тот взял в плен двух раненых кезанских офицеров.
– Да, сэр!
– Удерживайте позицию. – Тамас взмахнул шпагой над головой. – Седьмая бригада, за мной!
Фельдмаршал поспешил за Гэврилом, поддерживаемый боевым азартом и пороховым трансом. Он уже видел, что положение угрожающее. Кирасиры прорвались к укреплению. Кое-кто из Девятой бригады бежал с поля боя и несся через лагерь или бросался в реку.
Особенно досталось от кирасир юго-западному флангу. Оборона была почти смята, держалась лишь кучка солдат. Тамас узнал среди всадников генерала Сетала. Как раз в этот момент лошадь под ним пала.
Тамас опоздал. Он ударил прикладом в землю и рявкнул так, что его услышали все:
– Становись!
Рядом тут же оказался Олем. Слева и справа от них вставали плечом к плечу солдаты Седьмой бригады.
– Заряжай!
Штуцеры и мушкеты быстро перезарядили.
– Целься!
Солдаты вскинули оружие к плечам.
– Огонь!
Седьмая бригада дала залп поверх мечущихся остатков Девятой. Кирасиры замертво повалились с лошадей.
– В штыки, вперед!
Эти «целься» и «огонь» дали возможность остальной части Седьмой бригады собраться позади Тамаса. Теперь за ним, ощетинившись штыками, стояла стена пехоты в шесть рядов глубиной. Четким строем они двинулись вперед. Солдаты Девятой бригады пристраивались к ним или отходили в сторону. Тамас вел своих людей прямо туда, где упал генерал Сетал.
Пройдя еще тридцать шагов, они столкнулись с тяжелой кавалерией.
Увязшие в схватке кирасиры утратили свой главный козырь – мощь атаки, но на их стороне оставались другие преимущества, каких не было у драгун. Крепкие нагрудники защищали их от штыков, а тяжелые сабли были лучше приспособлены для того, чтобы рубить пехоту.
