Лока беспрерывно бормотал молитвы, пока Селена волокла его к выходу, на яркое послеполуденное солнце. Выбравшись из пещеры, оба бросились вниз по склону, к кромке леса. Стена сумрачных деревьев теперь выглядела манящей. Просто чудо, что они нигде не споткнулись и ни разу не упали.
Окрестные склоны потряс рев, похожий на гул землетрясения. С задрожавших ветвей вспархивали птицы. Чудовище ревело от гнева и голода. Оно добралось до выхода из пещеры, но после тысячелетий, проведенных в водной тьме, не выдержало яркого солнечного света. О том, что могло случиться, окажись они здесь под вечер, думать не хотелось. Рев чудовища действовал как хлыст, подстегивая их бег.
Все это время Селена не вспоминала о Роване, решив, что он превратился в белого ястреба и улетел. Но сейчас она вдруг ощутила его за спиной. Селена решила не оборачиваться. Хватит с нее перепуганного Локи. Весь путь до крепости парень тяжело дышал и бормотал уже не молитвы, а ругательства.
* * *
До крепости оставалось совсем недалеко. Стены Стража Тумана уже виднелись в просветах между деревьями. Селена сказала Локе, чтобы дальше шел один и о случившемся в пещере помалкивал. Дождавшись, пока смолкнет треск и хруст его шагов, она обернулась.
Рован стоял почти рядом. Он тоже тяжело дышал. Его меч был убран в ножны. Свой новый меч Селена воткнула в землю. Рубин эфеса ярко вспыхнул, оказавшись в узкой полоске солнечного света.
– Я тебя убью, – прорычала Селена и бросилась к Ровану.
Даже в своем фэйском обличье она уступала Ровану в быстроте и силе. Он легко увернулся от ее удара, и Селена ткнулась лицом прямо в дерево. Конечно, это было лучше, чем столкновение с каменными стенами крепости, но ненамного. У нее заныли зубы. Развернувшись, она снова атаковала. Рован стоял почти рядом, оскалившись. На этот раз он не сумел увернуться. Селена схватила его за отвороты камзола.
С каким наслаждением она въехала ему по физиономии – правда, до крови ободрав костяшки пальцев.
Зарычав, Рован швырнул ее на землю. У Селены перехватило дыхание. Струйка крови из носа попала прямо в горло. Не дав Ровану усесться на себя верхом, она толкнула его ногами, вложив в удар всю свою бессмертную силу. Он упал. Они поменялись ролями. В глазах Рована отражались ярость и удивление.
Селена вторично ударила его по лицу. Ка́к только у нее пальцы не отвалились?
– Если ты еще хоть раз затащишь кого-то в эту поганую пещеру… – Теперь она лупила Рована по татуировке. – Если позволишь себе рискнуть еще чьей-то жизнью…
Кровь из ее разбитого носа капала ему на лицо, смешиваясь с его собственной, доставляя Селене извращенное наслаждение.
– Я тебя попросту убью.
Новый удар, теперь левой рукой. А почему он лежит и смиренно принимает побои? Эта мысль проскользнула на задворках ее сознания и исчезла.
– Я разорву твою поганую глотку! – Она обнажила клыки. – Понял?
Рован повернул голову вбок и выплюнул кровь.
У Селены стучало в висках. Тело требовало действий. Непрерывных, решительных. Иначе ее разнесет по кускам. Она позволила себе крошечную паузу, отвлеклась всего на мгновение. Ей казалось, Рован едва шевельнулся. Но почему она опять оказалась на земле, а он навис над нею? Селена и сейчас вцепилась ему в лицо, однако Ровану это ничуть не мешало.
– Я буду делать все, что захочу, – прорычал он.
– Ты не потащишь туда больше никого! – Селена завопила так, что птицы на ветвях прекратили щебетать. Ее обломанные ногти впивались ему в запястья. – Больше никого!
– Это почему, Аэлина?
Опять проклятое имя…
Неужели его запястья не чувствовали боли?
– Потому что меня тошнит от твоих фокусов!
Селена глотала воздух. Ее трясло от жутких мыслей, которых она избегала с самого дня гибели Нехемии. Она боялась вызвать их снова. И вот теперь они рвались наружу, превращаясь в слова.
– Я отказалась ей помогать, и тогда она устроила собственную смерть. Точнее, гибель. Она думала… – Селена диковато рассмеялась. – Она думала, что ее смерть подстегнет меня к действиям. Она думала, что я сделаю больше, чем она, и пожертвовала собой. Но она врала мне. Обо всем. Она врала из-за моей трусости, и я ее за это ненавидела. Я и сейчас ее ненавижу, потому что она ушла и оставила меня одну.
Рован не отпускал ее. Его теплая кровь капала ей на лицо.
Она все-таки сказала это. Произнесла слова, столько недель подряд застревавшие у нее в горле. Следом вырвалась волна гнева. Селена разжала пальцы.
– Ну пожалуйста. – Ей было наплевать, что она превратилась в просительницу. – Не води больше никого в ту пещеру. Я сделаю все, что скажешь. Но только на таких условиях. Никогда и никого.
Наконец он убрал руки и сел, прикрыв глаза. Селена смотрела на кроны деревьев. Больше он не увидит ее слез. Никогда.
– Как она умерла? – спросил он.
Селена ответила не сразу. Влага мха, на котором она лежала, впиталась в одежду и теперь приятно холодила тело.
– Она хитростью убедила нашего общего знакомого, что ради успеха их дела он должен ее убить. Тот нанял ассасина, выбрал время, когда меня не было в замке, и… вот так ее и убили.
Ох, Нехемия. Пошла на поводу у своей дурацкой надежды, не понимая, что лишь напрасно губит свою жизнь. Она могла бы заключить союз с Галаном Ашериром и спасти мир. И ее родное королевство увидело бы лучшие времена.
– А что случилось с теми двумя? – с холодным любопытством спросил Рован.
– Ассасина я выследила… Потом его… останки нашли в глухом переулке. Что же касается того, кто его нанял… – Она вспомнила перекошенное ужасом лицо Шаола. Кровь на своих руках, волосах, одежде. – С ним я тоже расправилась. Тело бросила в сточную канаву.
Это были самые злодейские из всех убийств, совершенных ею. В обоих случаях ее рукой водил гнев и желание отомстить. Селена думала, что Рован начнет читать ей мораль.
– Вот и правильно, – сказал он.
Его слова настолько удивили Селену, что она повернулась к нему и увидела «деяния рук своих». Лицо расцарапано в кровь, камзол и рубашка порваны. Там, где она цеплялась за его руки, одежда была сожжена дотла, а кожу покрывали ярко-красные пузыри.
Отметины. Хуже всего, что она повредила ему татуировку на левой руке. Селена вскочила, не зная, как теперь быть. Ползать на коленях, вымаливая прощение?
Она представила, как ему было больно. И от ударов, и от ожогов. Неудивительно, что с подавляемыми словами наружу вырвалась и ее магическая сила.
– Ты меня… я такое наделала, – запинаясь, начала она, однако Рован махнул рукой:
– Не надо. Ты защищала тех, кто тебе небезразличен.
Нечто вроде извинения, поскольку напрямую фэйцы никогда не признавали себя неправыми.
