Рен оправлялся после раны, хотя и не настолько быстро, как ему хотелось бы. Муртагу предложили хозяйскую спальню, но старик вежливо отказался: ему достаточно диванчика в комнате внука. Возможно, причина была отнюдь не в скромности. Должно быть, появившись здесь, Ручейник-старший что-то заметил. Интересно, навело его это на какие-то догадки о личности хозяйки? Если да, свои соображения он оставил при себе.
Эдион не видел Рена с той самой ночи, когда мятежника ранили и им потом пришлось отсиживаться в трущобном притоне. Генерал сам не знал, зачем перед встречей с Шаолом пришел сюда. Вроде все уже оговорено, и не раз.
– Ну и как тебе здесь? – спросил Эдион.
– Отвык я от такой роскоши, – признался Рен.
– Хотя здешняя роскошь – слабый отблеск замка Ручейников. А какие там были чудесные башни.
Рен стиснул зубы.
– Думаю, и твое нынешнее жилье – слабый отблеск белых башен Оринфа. Мы все отвыкли от… прежней жизни.
Ветер взъерошил его давно не чесанные волосы.
– Спасибо тебе за помощь… тогда.
– Пустяки, – сухо отозвался Эдион, наградив Рена ленивой улыбкой.
– Ты расправился с моими преследователями. Потом спрятал нас с дедом. Такое не забывается. Я перед тобой в долгу.
Эдион давно привык выслушивать благодарности от разных людей, включая и его солдат. Но Ручейники – особый случай. Генерал погасил улыбку и, разглядывая золотистые огоньки Рафтхола, сказал:
– Напрасно ты мне раньше не говорил, что вам с дедом негде жить.
«И что у вас за душой ни гроша», – мысленно добавил он. Ничего удивительного, что Рен щеголяет в лохмотьях. В ту ночь Эдиону стало невыразимо стыдно. Стыд донимал его несколько дней подряд. Он пробовал отделаться от докучливых мыслей, упражняясь с королевскими гвардейцами. Но учебные поединки с теми, кто служил королю, лишь усиливали чувство стыда, к которому примешивалось желание биться с ними по-настоящему.
– Я считал излишним говорить о том, что не касалось дела, – через силу ответил Рен.
Гордость. Эдион понимал чувства Рена. Кому захочется признаваться в своей несостоятельности? Рену это было столь же тяжело, как Эдиону – принять его благодарность.
– Если ты узнаешь, как вернуть магию, ты ведь не станешь медлить?
– Не стану. Хотя это может изменить характер предстоящих битв.
– Десять лет назад не изменило.
Лицо Рена превратилось в ледяную маску. Потом Эдион вспомнил: у Ручейника-младшего не было ни капли магических способностей. А вот у двух старших сестер Рена… Когда Террасен стал кромешным адом, они находились в горной школе. В школе, где учили магии.
Казалось, Рен прочитал его мысли.
– Когда солдаты волокли нас к месту казни, они вовсю потешались над родителями. «Что же ваша магия вас не спасает?» Даже школа, где учились мои сестры, оказалась беззащитной против десяти тысяч адарланских солдат.
– Прости, – тихо сказал Эдион.
Это все, что он пока мог сказать. Дальнейшее зависело от Аэлины.
– Возвращение в Террасен будет… трудным, – сказал Рен. – Для меня. И для деда тоже.
Рен мучительно подбирал слова. А может, преодолевал сложившуюся привычку ни с кем не говорить на такие темы. Эдион его не торопил. Наконец Рен прервал молчание.
– Сомневаюсь, что у меня сохранились… манеры герцога. Я вообще сомневаюсь, что смогу управлять. И потом, захотят ли жители герцогства видеть меня своим правителем? Дед лучше подходит для таких занятий, но он Ручейник лишь по линии моей бабки. К тому же он просто не хочет править.
Теперь уже Эдион подбирал слова. Одно неверное слово, неверный жест – и Рен навсегда захлопнется. Казалось бы, не все ли равно Эдиону? Получалось, что нет.
– Эти десять лет я только и знал войну и смерть. Возможно, так пройдет еще несколько лет. Но если когда-нибудь мы обретем мир… (Боги, какое прекрасное слово, совершенно забытое.) Тогда нам всем придется непросто. Невозможно сегодня воевать, а завтра полностью врасти в мирную жизнь. Сомневаюсь, что жители Ручейного герцогства отвергнут правителя, который все эти годы боролся против адарланской тирании. Который обрек себя на бедность и скитания, но не отказался от мечты о свободном Террасене.
– У меня не все было так гладко, – признался Рен. – Я совершал… гадкие поступки.
Такие подозрения зародились у Эдиона сразу же, едва Рен назвал ему притон, где собирались любители дурманящего зелья.
– Все мы их совершали, – сказал Эдион.
«И Аэлина тоже», – подумалось ему.
Он преодолел желание сказать об этом Рену. Рано обоим Ручейникам знать о ней. Сама расскажет.
Разговор угрожал потечь по опасному руслу. Эдион мучительно подыскивал другую тему, когда Рен вдруг тихо спросил:
– Что ты решил по поводу дальнейшей судьбы капитана Эстфола?
– Сейчас капитан Эстфол полезен мне. И нашей королеве он тоже полезен.
– А когда исчерпает свою полезность…
– Вот тогда я буду решать… можно ли оставить его в живых.
Рен удивленно разинул рот, но Эдион поспешно добавил:
– Я привык руководствоваться не эмоциями, а стратегией. До сих пор такой принцип меня еще не подводил.
Эдион не лукавил. Он действительно пока не решил, как поступит с капитаном. То, что Шаол помог ему спасти Рена и дал Ручейникам кров, не в счет.
– Интересно, как наша королева отнесется к твоей стратегии.
Эдион полоснул по нему взглядом. Некоторых генеральский взгляд обращал в бегство. Но Рен не из пугливых. Повидал и натерпелся всякого. Одно дело расправиться с шестеркой королевских солдат, и совсем другое – поднять руку на капитана Эстфола.
– Я рассчитываю на государственную мудрость нашей королевы, – уклончиво ответил Эдион. – Думаю, она не станет мешать мне делать то, что нужно. Надеюсь, она увидит во мне свой меч.
– А если она пожелает сделать тебя своим другом? Ты же не откажешь ей в этом?
– Я не откажу ей ни в чем.
– А если она попросит тебя стать ее королем?
– Довольно! – рявкнул Эдион, оскаливая зубы.
– Ты хочешь быть королем?
Эдион перенес ноги через карниз крыши и встал.
– Я всего-навсего хочу, чтобы жители Террасена вновь стали свободными и чтобы моя королева заняла трон, принадлежащий ей по праву.
– Эдион, адарланцы сожгли наш древний трон из оленьих рогов. Какой трон займет наша королева?
– Тогда я построю ей новый. Из костей наших врагов.
Рен тоже встал и поморщился. Недавняя рана еще давала о себе знать. Рен не был ни трусом, ни глупцом, которого легко сбить с толку.
