Сдаваться она не собиралась.
Когда мы сидели в поезде, она спросила, каков мой вердикт относительно Лондона.
– Пока ты не приехала, мне казалось, что это чистилище.
– А теперь, когда я приехала?
– Это ад.
Она расхохоталась:
– Да уж, мы здесь повеселились.
Действительно, именно благодаря ей мой стремительный визит в Лондон оставил у меня приятное впечатление. Тем не менее, выйдя из Северного вокзала и оказавшись в квартале, который никак нельзя назвать приятным, я внезапно поняла, почему говорят «веселый Париж».
– Какой радостный и легкомысленный город!
– Давайте выпьем шампанского! – предложила Петронилла.
Она была права, одно связано с другим. В первом же попавшемся бистро напротив вокзала я заказала бутылку «Татэнже». Мы распили ее, перемывая косточки англичанам: просто ради смеха. Расставаясь, мы условились: ничего из того, что мы тут наговорили, мы на самом деле не думаем.
Вернувшись к себе, я тут же села писать статью «Разговор с Вивьен Вествуд», в которой превозносила эту знаменитую женщину. При этом я не утаила ни одного грубого слова, которым она меня одарила, рассказала я и о приказе выгулять ее собачонку. Когда моя работодательница получила текст, она тут же перезвонила, чтобы принести свои извинения.
– Вы здесь ни при чем, – сказала я. – Я только не понимаю, почему вы утверждали, будто она обрадовалась, что интервью у нее буду брать именно я.
– Так мне сказал ее агент. Ну ладно, что теперь говорить. Что я могу сделать, чтобы загладить вину? Возместить моральный ущерб…
– Ну, стоит ли говорить о моральном ущербе? Скажем, некий психологический дискомфорт.
– Нет, в самом деле. Хотя бы несколько бутылок шампанского в возмещение морального ущерба.
Эта журналистка явно меня знала.
– А, так вы об этом моральном ущербе. Ну да, пожалуй. Пару бутылок «Лоран-Перье»…
– «Гран-Сьекль»?
– Вы правы, не стоит недооценивать моральный ущерб, который был мне нанесен.
На следующий день мне были доставлены четыре бутылки «Лоран-Перье Гран-Сьекль». На таких условиях я готова интервьюировать самых жутких стерв на планете и выгуливать их собачонок где угодно.
* * *
В 2002 году в издательстве «Сток» вышел второй роман Петрониллы Фанто «Неоновый свет».
Я набросилась на книгу. В ней шла речь о современных подростках. Главный герой, Леон, эдакий пятнадцатилетний Обломов, вовлекает все свое семейство в безумие нигилизма. Эта книга восхитила меня еще больше, чем первая. Какая необычная тонкая манера говорить об отчаянии.
Я написала Петронилле. Я большой мастер на такие письма. Не так-то легко выразить свое глубокое восхищение тому, кто это восхищение вызвал. Устно я на такое не способна. А перо помогает преодолеть препятствие. На бумаге легче выплеснуть избыток эмоций. Пессоа утверждал, что процесс писания способен ослабить горячечную лихорадку чувств. Я не являюсь подтверждением этого яркого высказывания – напротив, у меня письмо лишь усиливает лихорадку чувств, но как раз благодаря всплеску температуры, и без того критической, мне из этой сумятицы ощущений, в которой я пребываю, удается извлечь точные формулировки.
Петронилла позвонила мне. Похоже, мое письмо ее обрадовало, потому что она воскликнула:
– Надо же!
– Спасибо.
– Учитывая твое мнение о моей книге, ты, должно быть, умираешь от желания пригласить меня выпить шампанского. У меня для тебя хорошая новость: я согласна.
У меня оставалась еще бутылка, полученная в качестве возмещения морального ущерба от Вивьен Вествуд. После второго бокала я сказала Петронилле, что в «Неоновом свете» она выявила одну весьма актуальную тенденцию: проникновение во взрослую среду подростковых ценностей.
– Как жаль, что не ты ведешь вечерние теледебаты на канале «Франс-2»! – сказала она.
– Ты смеешься! Я правду говорю.
– Нашу беседу можно продолжить в кафе, если хочешь.
Петронилла обычно вела лишь легкомысленные разговоры, за исключением тех случаев, когда речь шла о политике. Тогда рано или поздно в ней просыпалась дочь воинствующих коммунистов; касалось ли это зарплат, безработицы или чего-то другого, наступал момент, когда она восклицала: «Это просто упадство, представляешь!»
Меня всегда поражало это слово, которое она использует и по сей день. Кроме как от Петрониллы Фанто, я ни от кого его не слышала, даже от Арлетт Лагийе или Оливье Безансено.
[28]
Для меня это изобретение Петрониллы. Так она именует вещи и явления, которые, по моему мнению, не имеют ничего общего с упадничеством.
Тем вечером, когда она заявила мне, что ей предстоят встречи с читателями в нескольких весьма престижных парижских книжных магазинах, а я ее с этим поздравила, она вдруг разозлилась. Я попыталась понять, что ее так возмутило. Тут-то она и выдала:
– Эти буржуи-книгопродавцы должны платить писателям, которые теряют два часа своего времени, когда приходят к ним раздавать автографы!
– Петронилла, да что ты такое говоришь? Книжные магазины и так с трудом сводят концы с концами. Если владелец магазина приглашает автора подписать книги, это риск для него и подарок для писателя!
– А, вот как! Какая же ты наивная! А я говорю, что всякая работа должна быть оплачена. А за то, что я надписываю книги, мне никто не платит. Это упадство!
Я даже не знала, что ответить.
– Ладно, у меня обмелело, – пожаловалась она, протягивая пустой бокал.
– Мы выпили всю бутылку.
– Так открой другую.
– Нет. Думаю, нам хватит.
Я заметила, что чем больше она пила, тем больше «левели» ее высказывания.
– Как, только одна бутылка? И это ты, Амели Нотомб, у которой вся квартира набита шампанским! Это просто неприлично! Это отвратительно. Это…
– Упадство? – подсказала я.
– Вот именно.
* * *
Компаньонке по выпивке Петрониллы нельзя расслабиться ни на минуту. Некоторое время спустя, когда мы с ней наливались шампанским «Моэт» на очередной литературной тусовке, она вдруг заявила, что нужно срочно отправиться кататься на лыжах. Не помню, почему вдруг она заговорила на эту тему. Призвав на помощь все свое воображение, могу восстановить лишь с некоторой долей вероятности.
– Посмотри на этих павианов! – воскликнула Петронилла. – Стоит попасть в их общество, как сразу хочется вдохнуть свежего горного воздуха.
– Обожаю горы. – Я тотчас угодила в ловушку.
– Договорились. Сейчас у нас декабрь. До конца года нам нужно поехать кататься на лыжах. Чего-нибудь придумаем.
