За столом мама стала ее расспрашивать о жизни.
– Я росла в парижском пригороде, – сказала та.
Мои родители, которые информацию о Франции получали только из телевизионных новостей, с ужасом уставились на нее. Должно быть, Петронилла поняла, что они принимают ее за уличную девчонку, но не сделала ничего, чтобы рассеять недоразумение.
Я решила поддержать игру:
– Ты часто жгла машины?
– В тринадцать лет уже перестала.
– Надумала заняться чем-то другим?
– Ага. Наша шайка стала приторговывать крэком. Я решила с этим не связываться и начала читать Шекспира.
Восхищение моих родителей достигло апогея.
В поезде на обратном пути я не могла удержаться от смеха.
– Ну и к чему эта комедия?
– Ты не понимаешь. Твой отец произвел на меня такое впечатление. Я решила быть на высоте.
– У тебя получилось. Но если хочешь мое мнение, расскажи ты правду, они бы тебя еще больше зауважали.
– Твоя мать немножко странная, да?
– Не беспокойся. Она уверяет, что моя самая известная книга называется «Крик и шепот».
Я не сомневалась, что следующая книга Петрониллы будет о пустыне. Я ошибалась: в начале 2009 года вышел роман «Любовь на голодный желудок». Там рассказывалось об одном охотнике за приданым, действие происходило в начале ХХ века на юге Соединенных Штатов.
Этот приключенческий роман имел большой успех. Во время одной литературной передачи Петронилла привлекла внимание Жака Шессе. Великий швейцарский писатель был заинтригован этим бруском динамита в человеческом обличье и написал ей одно из тех поразительных писем, на которые был большой мастер.
Дорогая Петронилла Фанто,
Ваш роман подтверждает то, что я видел: вы дитя и людоед.
Отныне вы часть моего паноптикума.
Жак Шессе
Меня поразила точность этого замечания. То, что этот специалист по людоедам так ее назвал, было фактически предупреждением.
– Когда я с тобой, мне кажется, что меня пожирают. Так что он прав, – сказала я.
– Что-то непохоже, чтобы тебе это не нравилось. Но почему он назвал меня «дитя»?
– У него и спроси.
Тема была довольно деликатной. Нельзя было говорить ей, что в свои тридцать четыре года она выглядит на восемнадцать.
Не знаю, задала ли она этот вопрос Шессе, но их переписка активизировалась. Когда осенью этого же года швейцарский писатель умер, Петронилла соблюдала траур, словно умер ее отец.
Я видела ее с опухшим лицом, вот только ни на секунду не могла поверить, что она слишком долго плакала.
– Ты прибегаешь к пластической хирургии? Это и есть секрет твоей вечной молодости?
– Нет.
– Тогда что это с тобой? Не пугай меня.
– Я тестирую медикаменты для фармацевтической лаборатории.
– Что?! Зачем?
– Чтобы заработать.
– А это законно?
– Почти.
– Ты с ума сошла, Петронилла!
– Ну не с гонораров же я оплачиваю свои счета, как ты думаешь?
– Ты себя в зеркало видела? Прямо братья Богдановы.
[32]
– Это пройдет.
– Уверена?
– Да. Это бромборамаз, лекарство от гастрита.
– Если бы у меня была такая физиономия, я бы тут же заполучила гастрит.
– Ладно, не преувеличивай. Хорошо еще, что ты меня не видела на прошлой неделе, после гаскалгина 3H. Это лекарство для улучшения кровообращения.
– И что?
– Я глаза не могла открыть, так они опухли. Я не преувеличиваю: два дня ходила практически слепая.
– Надеюсь, лаборатория оплатила тебе дополнительное время.
– Когда это касается только тела, это еще куда ни шло.
– То есть?
– Когда лекарство из-за побочных эффектов влияет на мозг, это уже не смешно. Месяц назад я тестировала одну штуку от послеродовой депрессии. Я потом поняла, почему оно так хорошо действует: я абсолютно утратила память о последних событиях. Представляешь, только что родившая женщина вообще не помнит, что она была беременна. Когда видит своего младенца, то удивляется, кто это.
– А у тебя как все было?
– Я не могла вспомнить, что со мной было после возвращения из пустыни. Амнезия длилась несколько дней.
– Петронилла, умоляю тебя, прекрати это вредное занятие.
– А на что я жить буду?
– Я могу давать тебе деньги.
– Хватит, слышишь? Я свободная женщина.
В других обстоятельствах это заявление меня бы развеселило. Но сейчас у меня сжалось сердце: как я могла позволить этой сумасшедшей девчонке продолжать ее эксперименты?
– А ты не боишься последствий?
– Я смелая.
– Смелая до безрассудства.
– И потом, меня это забавляет. Я чувствую себя учеником чародея: никогда не знаешь, что из этого получится.
– Тебе нет необходимости этим заниматься. «Любовь на голодный желудок» прекрасно продается.
– Ты же знаешь, потиражные можно будет получить только в следующем году.
– Попроси аванс. Издатель тебе не откажет.
– У меня есть гордость.
– Она здесь не к месту.
– Оставь меня в покое, птичка. Кто ты такая, чтобы указывать, что мне делать? Твои гонорары тебе только на шампанское!
– Учитывая, что ты помогаешь мне его пить, тебе это тоже нравится. Кстати, а эти твои лекарства совместимы с алкоголем?
– Отстань.
Отныне тревога не покидала меня. Я стала звонить Петронилле каждый день. С людьми, которых я люблю, я веду себя как наседка и ничего не могу с этим поделать. Но в данном случае мне казалось, что так и надо. Вскоре, увидев, что высветился мой номер, она перестала поднимать трубку. Не могу сказать, что это успокаивало меня.
В ноябре на Книжном салоне в Брив-ла-Гайард мне показалось, что Петронилла какая-то странная. Я сказала ей об этом.
– Знаешь, как ты на меня смотришь? Я поэтому такая странная, – ответила она.
– Не уверена.
– Ну и в чем выражается моя странность?
– Ты все время хихикаешь и без конца что-то жуешь.
– Ну да. Это и есть Книжный салон в Брив-ла-Гайард.
Возможно, она была права. Но через месяц Петронилла сама позвонила мне в полночь:
