И как, интересно, по его мнению, Катриона с Никки разместятся в его скромной квартирке или найдут подходящие учебные заведения в том крошечном городке на Южном континенте, где отец обосновался после выхода на пенсию? Иногда Саша Форвейн казался человеком, потерпевшим в жизни неудачу. Он всегда придерживался консервативных взглядов и поступков. В их семье прогрессивной была мама, да и то лишь в очень ограниченной сфере, которую предоставляла роль жены провинциального бюрократа. Не стали ли эти пораженческие настроения в конечном итоге заразными? Катриона иногда задавалась мыслью, не был ли брак ее родителей по-своему столь же неудачен, как и ее?
За окном мелькнула седая голова. Послышался скрип, задняя дверь отворилась, впуская дядю Фортица. По пятам за ним следовал Никки. Профессор осторожно просунул голову внутрь и театральным шепотом поинтересовался:
– Они ушли?
– Все чисто, – доложила его жена, и объемистый лорд Аудитор вплыл на кухню.
Он плюхнул на стол здоровенную сумку, в которой лежали пирожные. Количество сладостей в несколько раз превосходило то, что уже было съедено.
– По-твоему, теперь нам хватит? – сухо поинтересовалась госпожа профессор.
– Никаких искусственных ограничений, – провозгласил ее супруг. – Помню, как наши девочки проходили через эту стадию. Мы были все время по уши в молодых людях, и к концу дня в доме не оставалось ни крошки. Никогда не мог понять этой твоей щедрой стратегии. Видишь ли, – объяснил он Катрионе, – я хотел ограничить численность, предлагая им тухлые овощи и нагружая всякой работой. И мы бы знали, что те, кто вернулся бы сюда после такого, имеют серьезные намерения. А, Никки? Но по какой-то таинственной причине женщины мне не позволили.
– Можете кормить их любыми гнилыми овощами и загружать самой черной работой, какую только придумаете, – обрадовалась Катриона. Иначе нам придется запираться изнутри и делать вид, что никого нет дома.
Она мрачно плюхнулась рядом с тетей и взяла пирожное.
– Вам с Никки в конечном итоге удалось получить свою долю?
– Мы зашли в кофейню, попили кофе с молоком и съели пирожки, – успокоил ее профессор.
Никки, довольно облизнувшись, кивнул.
– Дедушка сказал, что все эти дяди хотят на тебе жениться, – сообщил он с явным недоверием. – Это правда?
Ну спасибо, дядюшка! – ядовито подумала Катриона. Интересно, и как теперь ей все это объяснить девятилетнему мальчишке? Хотя Никки в отличие от нее, похоже, вовсе не находит эту идею столь ужасной.
– Это было бы неправильно, – пробормотала она. – Даже скандально. – И чуть заметно улыбнулась, припомнив высказывание Бая Форратьера.
Никки шутки не понял.
– Ты же знаешь, о чем я! Ты выберешь кого-нибудь из них?
– Нет, зайка, – заверила она.
– Хорошо. – Помолчав, Никки добавил: – Но если вдруг выберешь, то майор лучше, чем лейтенант.
– Э-э-э… А почему?
Катриона с интересом наблюдала, как Никки пытается изречь «Формонкриф – снисходительный зануда-фор», но, к ее облегчению, ему не хватило словарного запаса.
– Майоры больше получают, – выдал он наконец.
– Очень практичный подход, – прокомментировал дядя Фортиц, упаковал добрую половину принесенных сладостей и утащил, чтобы припрятать у себя в лаборатории в подвале. Никки поплелся за ним.
Катриона облокотилась на стол, подперла подбородок ладошками и вздохнула.
– Может, стратегия дяди не так уж плоха. Угроза поработать избавит нас от Формонкрифа и, безусловно, оттолкнет Форратьера. Хотя не уверена, что с майором Замори это сработает. А вот гнилые овощи годятся для всех.
Тетя Фортиц выпрямилась и вопросительно улыбнулась:
– Так что ты от меня хочешь, Катриона? Чтобы я говорила твоим потенциальным ухажерам, что тебя нет дома?
– А вы можете? Учитывая, что мне предстоит работа по саду, это будет соответствовать истине, – задумчиво проговорила Катриона.
– Бедные мальчики. Мне их почти жаль.
Катриона улыбнулась и тут же снова нахмурилась. Она чувствовала, как мужское внимание словно хищная лапа тянет ее назад, во тьму. От этого просто мурашки бежали по телу.
Теперь каждая ночь, проведенная без Тьена, казалась убежищем. Можно было раскинуть руки и ноги, чувствуя себя свободной от компромиссов, растерянности, подавленности, разговоров, уговоров и всего прочего. Свободной от Тьена. За многие годы жизни с мужем Катриона почти перестала чувствовать нити, связывающие их, сделалась равнодушной к обещаниям и страхам, отчаянию, тайнам и вранью. Когда оковы клятв наконец окончательно разрушились с его смертью, у нее появилось ощущение, будто душа снова проснулась, болезненно трепеща. Я и не знала, в какой тюрьме нахожусь, пока не оказалась на свободе.
От одной только мысли о добровольном возвращении в супружескую клетку ей хотелось с воплями бежать прочь.
Катриона покачала головой:
– Мне не нужен очередной захребетник.
Тетя вскинула брови.
– Тебе не нужен очередной Тьен, это вполне очевидно. Но не все мужчины такие, как Тьен.
Катриона сжала кулаки.
– Но я такая, какая есть. И не знаю, смогу ли быть близка с кем-то и снова не повести себя так, как прежде. Не отдать себя всю до конца, а потом жаловаться, что иссякла. Самая ужасная мысль, которая приходит ко мне, когда я оглядываюсь назад, что не во всем виноват Тьен. Это я позволила ему становиться все хуже и хуже. Если бы ему повезло жениться на женщине, способной ему противостоять, которая…
– От твоей логики у меня голова начинает болеть, – мягко заметила тетя.
– Все это теперь не важно, – пожала плечами Катриона.
После продолжительного молчания тетя с любопытством поинтересовалась:
– А что ты думаешь о Майлзе Форкосигане?
– С ним все в порядке. От него меня не корежит.
– Я просто думала… Тогда, на Комарре… Мне показалось, что он тобой заинтересовался.
– О, это была всего лишь шутка, – упрямо заявила Катриона. Может, их шутка зашла несколько далеко, но они тогда оба устали и, возможно, увлеклись, испытав облегчение после дней и часов ужасного напряжения… Сверкающая улыбка Майлза и сияющие глаза на усталом лице как наяву встали у нее перед глазами. Это наверняка была шутка. Потому что если нет… то она с воплями убежала бы. А она тогда слишком устала, чтобы бежать. – Но очень приятно обнаружить кого-то, кто действительно интересуется садами.
– М-м-м, – протянула тетя, возвращаясь к проверке курсовых.
Послеполуденное солнце окрасило серый особняк Форкосиганов в цвет янтарного меда. Нанятая Марком машина свернула к дому. Стоявшего у ворот охранника СБ Марк в прошлом году не видел. Охранник вел себя почтительно, но действовал тщательнейшим образом, вплоть до того, что проверил отпечаток ладони Марка и сканировал сетчатку, и лишь затем пропустил их в ворота, пробормотав что-то нечленораздельное, смахивающее на извиняющееся «милорд». Пока они ехали к входной двери, Марк смотрел на дом.
