Когда Марк закончил взвешивать, записывать и складывать новые порции маслица, Энрике уже устроился за коммом. Вот и славненько! Может, сделает еще какие выгодные научные открытия. Марк подошел, собираясь сказать что-нибудь бодрящее. Однако, как выяснилось, Энрике вовсе не занимался зубодробильными молекулярными построениями, а читал какой-то длинный текст.
– Это что? – полюбопытствовал Марк.
– Я обещал Катрионе прислать реферат моей диссертации. Она попросила, – гордо объяснил Энрике с ноткой удивления. – Диссертация как раз лежит в основе всей моей дальнейшей работы над жучками-маслячками. Я в свое время набрел на них как на отличный экспериментальный образец носителя для микробных цепочек.
– А! – Марк помедлил. Значит, для тебя она теперь тоже Катриона? Что ж, если Карин перешла с вдовушкой на ты, то и Энрике, который был с ними, тоже должен был удостоиться этой чести, так? – А она сможет это прочесть?
Насколько мог понять Марк, Энрике писал так же, как говорил.
– А я и не жду, что она справится с математическими расчетами – даже мои факультетские руководители продирались сквозь них с немалым трудом, – но суть она, конечно, поймет из иллюстраций. Хотя… возможно, надо бы что-то сделать вот с этим куском, чтобы он стал чуть более удобоваримым. Должен признаться, он несколько суховат. – Закусив губу, Энрике склонился над коммом. Минуту спустя он поинтересовался: – Не можешь придумать слово, сочетающееся со словом «глюоксилат»?
– Ну… попробуй «оранжевый». Или «серебряный».
– Полный бред. Не можешь помочь – уходи.
– Да чем ты занимаешься?!
– Изоцитрат… нет, тоже не то… Я пытаюсь придать этому отрывку более приличный вид, переписав его в форме сонета.
– Несколько… э-э-э… ошеломляюще.
– Правда? – просиял Энрике, снова принимаясь напевать. – Треонин, серин, полярный, молекулярный…
– Триангулярный, – наугад предложил Марк.
– Да ну тебя! – раздраженно отмахнулся Энрике.
Дьявольщина, никто не планировал, что Энрике станет тратить драгоценное время на виршеплетство! Он должен рисовать длиннющие цепочки молекулярных связей, писать формулы, ну и вообще… Марк уставился на эскобарца, раскачивающегося, как маятник, на стуле с сосредоточенным видом.
Нет… Это невозможно. Даже Энрике не может прийти в голову, что он способен привлечь женщину своей диссертацией. Или, наоборот, только Энрике может вообразить… В конце концов, эта диссертация – единственный признанный успех в его жизни. Марк вынужден был признать, что любая женщина, которую он сможет привлечь таким образом, и есть та, что для него подходит… но не эта. Не та, в которую влюблен Майлз. Госпожа Форсуассон чрезвычайно вежлива. Она наверняка сказала что-нибудь любезное, не важно, заинтересовало ее предложение Энрике или нет. А Энрике, изголодавшийся по доброте, как… как еще один хороший знакомец Марка, построил из этого целую…
Вывоз жучьего производства на новое место жительства вдруг сделался первоочередной задачей. Поджав губы, Марк на цыпочках покинул лабораторию.
Из-за спины доносился счастливый напев Энрике:
– Мукополисахарид… хм… вот оно, отлично ложится на ритм. Му-ко-по-ли-са-ха-рид…
В космопорте Форбарр-Султана, как всегда днем, кипела жизнь. Айвен нетерпеливо оглядел зал прилета, переложив букет орхидей из правой руки в левую. Он рассчитывал, что леди Донна прилетит не очень уставшей для краткого свидания. Цветы послужат отличным началом возобновившихся отношений. Подарок не слишком значительный и кричащий, чтобы навести на мысль, будто он безумно скучал, но достаточно элегантный и дорогой, чтобы дать понять о серьезном интересе к даме, столь чувствительной к нюансам, как Донна.
Возле Айвена, удобно опершись спиной о колонну и скрестив руки на груди, стоял Байерли Форратьер. Глянув на букет, он скривил губы в своей ехидной улыбочке, которую Айвен проигнорировал. Байерли мог выдавать самые ядовитые комментарии, но, безусловно, не мог быть соперником в отношении своей кузины.
Кое-какие эротические сновидения с Донной в главной роли, привидевшиеся ему прошлой ночью, запали Айвену в память. Он решил, что предложит ей поднести багаж, точнее, ту часть, что окажется у нее в руках, а взамен вручит ей цветы. Насколько он помнил, леди Донна никогда не путешествовала налегке.
Если только она не притащит в руках маточный репликатор с клоном Пьера. Тогда пусть Бай справляется сам. Айвен и пальцем к нему не прикоснется. Бай по-прежнему хранил удручающее молчание по поводу того, зачем леди Донна отправилась на Колонию Бета, но ведь должен же кто-то рано или поздно попробовать затею с клоном, в самом-то деле! Возникшие в этой связи политические проблемы скорее всего свалятся на голову его кузена Форкосигана, но поскольку Форпатрилы – всего лишь младшая ветвь, Айвену ничего не грозит. Он, слава Богу, голоса в Совете Графов не имеет.
– А! – Байерли отклеился от колонны и приветственно поднял руку. – Вот и дождались!
Айвен проследил его взгляд. К ним приближались трое мужчин. Шагавшего справа седовласого мрачного мужика, помахавшего Байерли в ответ, Айвен узнал даже без униформы. Грозный старший оруженосец покойного графа Пьера. Как бишь его? Цабо. Прекрасно. Леди Донна взяла с собой в дальнее путешествие помощника и защиту. Высокий малый слева, тоже в гражданке, был еще одним оруженосцем Пьера, он-то и волок платформу с тремя чемоданами. На лице его было типичное выражение, свойственное барраярцам, только что вернувшимся после первого визита на Колонию Бета, будто он не знал, упасть ли на колени и целовать землю, или сбежать обратно на челнок.
А вот мужчину, что шагал в центре, Айвен еще никогда не видел. Атлетически сложенный, среднего роста, скорее сухощавый, нежели мускулистый, хотя гражданский пиджак плотно обтягивал плечи. Облачен в черное с серой отделкой – типично барраярский псевдовоенный стиль. Одежда подчеркивала его внешность: бледную кожу, густые темные брови, коротко стриженные темные волосы и ухоженные усы и бородку. Шагал он весьма энергично. Его светло-карие глаза внимательно разглядывали окрестности, будто видели все впервые.
Ох ты черт! Неужто Донна обзавелась бетанским хахалем?! Вот это уже совсем не в жилу. Незнакомец был далеко не мальчик, лет тридцать пять, не меньше. Что-то в нем было странно знакомое. Выглядит как истинный Форратьер: волосы, нос, нахальная походочка. Неизвестный сын Пьера? Та самая выплывшая наконец таинственная причина, по которой граф так никогда и не женился? Пьеру, должно быть, было не больше пятнадцати, когда он его зачал, но такое вполне возможно.
Бай обменялся с незнакомцем сердечной улыбкой и повернулся к Айвену:
– По-моему, вас знакомить не надо.
– А по-моему, надо, – запротестовал Айвен.
Белозубая улыбка мужчины стала еще шире, и он протянул руку, которую Айвен автоматически пожал.
– Лорд Доно Форратьер к вашим услугам, лорд Форпатрил!
