И тут у меня зазвонил телефон.
Он вообще-то редко звонил.
Бабушка меня не беспокоила, потому что знала, когда именно у меня занятия. Мама звонила по вечерам. А знакомых у меня не было. Поэтому я сама испугалась, когда телефон взорвался неуместно писклявой мелодией, и даже не заметила сдвинувшихся бровей Мишеля Риво. А это уже, в своем роде, прецедент. Извиняясь и кланяясь, как игрушечная собачка с болтающейся головой, которых водители маршруток любят ставить перед лобовым стеклом, я выбежала в коридор и ответила наконец на звонок.
Это была Соня.
– Здравствуйте, Евдокия. Я отвлекла вас? Нет? Прекрасно. Не могли бы вы встретиться со мной сегодня, обсудить наш с вами прием? Да? Хорошо. Я заеду за вами к двум. До встречи.
Я вернулась в класс и выслушала небольшую проповедь мсье Риво на его излюбленную тему: «Профессия должна стать смыслом вашей жизни!»
– Впрочем, – заметил он в конце, – мадемуазель Звонарева внушает мне некоторую надежду. В отличие от остальных! Только ее нежные девичьи ручки оказались способны сбить желтки, как полагается, до плотной пены. Все остальные – слабаки и ничтожества, пригодные только для ресторана «Макдоналдс»!
И мэтр грозным взором обвел своих учеников.
Без пятнадцати два я торчала у ворот колледжа, ежась от холода в своем жиденьком пуховичке, переминалась с ноги на ногу и соображала, что бы такое предложить Соне для меню «нашего» приема, чтобы и гостей впечатлить, и чтобы я сумела это приготовить. Накануне у меня состоялся разговор с бабушкой, которая отнеслась с некоторым сомнением к моему желанию работать еще где-то.
– Ты очень большую ношу взваливаешь на себя, моя девочка, – сказала она мне. – Учеба в колледже, потом эти дополнительные занятия, да еще твоя работа в кафе... И дорога туда-обратно занимает так много времени... Я вполне понимаю твое желание совершенствоваться, делать карьеру, но ведь тебе нужно оставить немного личного времени для себя, для чтения книг, вообще для какой-то культурной жизни. Хотя бы для встреч с друзьями – ходить в кино, на танцы...
– У меня нет друзей, – сказала я, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком уж печально. – А книги я читаю в электричке. Но в них все равно пишут одну только неправду.
– Прямо-таки во всех? – делано ужаснулась бабушка. – Неужели тебе не нравится ни одна книга? Какую последнюю книгу ты читала?
– Похлебкина
[2]
. Ничего, толково пишет, – вынуждена была признать я и под бабушкин смех удалилась на кухню, где у меня в духовке дозревал мясной рулет с оливками и каперсами.
В действительности я совершенно не огорчалась по поводу отсутствия у меня друзей. Роскошь человеческого общения, в юности часто замешенного на бессмысленной болтовне, неразборчивом сексе и дешевом алкоголе, не казалась мне чем-то соблазнительным. Друзей заменяла мне еда, моими подружками-болтушками были глазированные булочки, приятелями – пикантные маринады. Лучшее кино показывали мне сквозь стеклянную стенку духовки, лучшие танцы я танцевала вокруг разделочной доски – так первобытный человек плясал над куском мяса! И только глоток искусительно-сладкого, тревожно-жгучего ликера мараскино пробудил во мне какие-то ожидания и мечты...
Соня приехала за мной в красном автомобильчике, и воспоминание об утраченной, навеки отлетевшей в неведомую даль Гаруде больно кольнуло мое сердце. Впрочем, я вскоре утешилась. В салоне было тепло, приятно пахло духами и вишневым табаком. Соня выглядела очень эффектно в коротенькой меховой курточке. Мне казалось невероятным, что с этой красивой, утонченной дамой я могла запросто болтать на кухне, коротая ночь за чашечкой крепкого кофе.
– Мне нужно съездить в пару мест, прокатитесь со мной? По дороге поговорим, а потом выпьем кофе где-нибудь, не возражаете?
Разумеется, какие тут могли быть возражения! Только вот говорить было особенно не о чем – я ведь так и не придумала меню, в чем и призналась Соне с максимально возможной откровенностью.
– Я не знаю возможностей вашей кухни и к тому же плохо представляю себе, какого плана нужно подавать закуски, что больше подойдет к стилю вашего вечера, вашего дома. Может быть, это будет средиземноморская вечеринка?
– Средиземноморская, прекрасно!
– Или в японском стиле?
– В японском тоже хорошо!
– Или...
– Ах, Евдокия, давайте оставим эти пустые предположения. Просто поедемте ко мне и разберемся на месте. Ну? Едем?
– Едем.
Красный автомобиль заложил рискованный вираж. Через полчаса, чудом миновав пробки, мы оказались в доме, где жила Соня. По дороге она отчего-то пустилась рассказывать мне о своем детстве.
– Я сначала долго жила в той квартире, где мы с вами встретились. Меня воспитали бабушка с дедушкой. Вы видели, какая там мебель, какая атмосфера. Мне казалось, что я живу в старинной шкатулке – красивой, резной, но невыносимо скучной и душной. Бабушка с дедушкой были хорошими, добрыми людьми, но со своими странными правилами. Например, мне нужно было непременно учиться играть на фортепьяно, а я хотела не играть гаммы, а рисовать, все время убегала с уроков. Сидела в скверике с блокнотом и карандашом. Тогда бабушка стала привязывать меня к инструменту. Если еще раз навестите своих подружек, присмотритесь, и увидите на ножке фортепьяно круглый след от веревки. Один конец бабушка привязывала к ножке, а другой – к моей ноге. А еще мне заплетали косы и повязывали банты до окончания школы.
Соня рассмеялась.
– Я была уже такая длинная деваха – и с бантиками! Как ярмарочный столб! Но дедушка считал, что у школьницы обязательно должны быть косы и бантики, «и никаких гвоздей»! И никаких брюк, никаких свитеров! Платья с оборочками и рюшечками: белые, голубые, розовые, в цветочек, в горошек... Меня возили к портнихе, которая уже совершенно выжила из ума и шила фасоны времен своей молодости, но мы давали ей шить мою одежду, потому что она могла потрафить дедову характеру... А характер у него был крутой. Но, правда, когда я наутро после выпускного пошла в парикмахерскую и подстриглась – ни слова не сказал. Все в порядке, я теперь девушка, могу носить взрослую прическу. И вот я стала замечать, что год за годом стригусь все короче. Так я скоро наголо побреюсь! До восемнадцати лет не разрешали встречаться с молодыми людьми, а после восемнадцати каждого парня, которого видели со мной рядом, автоматически записывали в женихи... Представляете?
– Строгие они у вас. У меня бабушка гораздо более либеральная.
– Да уж, это я поняла. Мои ни за что не разрешили бы мне ночевать вне дома. Даже если я шла в гости к подружке – только до девяти часов вечера! Да еще позвонят десять раз, проверят, как там дела, все ли в порядке. А потом еще дедушка приедет меня встречать на своей «Волге», чтобы, не дай бог, какой-нибудь хлыщ не увязался провожать меня! А какие могли быть кавалеры, если я носила косы, банты и хлопчатобумажные чулки – капроновые школьницам не полагаются!
