Карман рюкзака, в котором у меня обычно лежала дискета и записная книжка, был пуст. Я высыпала на кровать содержимое из всех карманов. Их в рюкзаке было пять. Каждый из них я вытрясла с такой яростью, будто расправлялась с врагом. Мусор, губная помада, билеты, бумажник. Старые банковские квитанции и пастилки для горла. Потроша карманы, я удивлялась, что не делала этого уже много месяцев. Мне такое и в голову не приходило, пока я жила в Осло. Теперь все это было разбросано, сложившись в грустно-веселую мозаику моей жизни. Но здесь не хватало двух главных вещей — дискеты и записной книжки.
Меня зазнобило, и я пошла в ванную, чтобы немного согреться. Может, все это мне только чудится, потому что у меня лихорадка? Я села на крышку унитаза, и всем телом пыталась вобрать в себя тепло подогреваемого пола. Но меня продолжало трясти, словно я держала в руках включенную дрель. В конце концов я поняла, что сижу и жду возвращения Фриды.
Через час ее все еще не было. Я поняла, что небольшой пол ванной не может согреть меня, и прошла в комнату рядом с моей. Дверцы шкафа были распахнуты. Полки были пусты, как в официально убранном жилище должника. Кровать была аккуратно застелена, словно на ней никто никогда не спал. Да, словно я сама и застелила ее. Как будто никакой Фриды здесь никогда и не было!
В голове у меня мелькнули какие-то две неясные мысли. Кожа моя по-прежнему дышала, выделяя свои отходы. Но на деле я была уже мертва. Я больше не существовала. Моя рукопись исчезла!
Постепенно за окном стемнело, а Фриды все не было. Тогда одна из притаившаяся в голове мыслей ударила в набат, и я решила осмотреть гараж. Я не была там с того дня, как спускалась, чтобы забрать свои записки. Теперь мне было интересно взглянуть, на месте ли черная «хонда CR-V», которая могла бы вернуть меня в действительность. Я подкралась к комоду, стоявшему в коридоре, где обычно лежали ключи от машины. Их не было!
В гараже, разумеется, будет темно, там всегда темно. Даже днем. Придется зажечь свет, сказала я себе. Пока он будет гореть, я успею завернуть за бетонную колонну и увижу, на месте ли машина.
Я вышла на площадку. Как раз когда я подошла к лифту, из своей квартиры вышел старик с собакой. Мы остановились, и лай собаки вторгся в то, что еще осталось от моего скукоженного мозга. Неожиданно я предприняла ход, на который способен лишь человек, попавший в безвыходное положение. Все другие линии были отключены от коммутатора. Я наклонилась и взяла собаку на руки. Она сопротивлялась всеми волосками своей пропахшей мочой шерсти. Но я действовала исключительно по наитию я крепко прижимала собаку к себе. Когда она перестала сопротивляться, я громко чмокнула ее в слюнявую морду. Видно, я, никогда не верившая в сказку о лягушке и принце, все-таки хранила искру надежды на то, что чудо произойдет. Ибо теперь, когда все мои ощущения трансформировались в безумие и страх, по-видимому, был так силен, что я почти потеряла рассудок, чудо свершилось. Собака не превратилась в принца, но она перестала лаять! И словно кончилось наконец затмение: покрытые пигментными пятнами губы старика растянулись в улыбке и явили двухрядное сверкающее золотое солнце коронок.
— Gracias! Gracias! — проскрипел он, обнимая меня вместе с собакой. Это был не совсем happy end, но, тем не менее, рука, протянутая в знак мира. Однако положение осложнялось тем, что ни хозяин, ни собака не хотели меня отпускать. Собака обняла меня за шею обеими лапами. И сколько я ни пыталась, я не могла освободиться, она тяжело прилипла ко мне.
Трудно сказать, долго ли мы стояли так, изображая собой сиамскую тройню, но тут в дверях показалась дочь старика. Я редко слышала такой красивый испанский язык. Когда она поняла, что силой оторвать нас друг от друга невозможно, она принесла пакет с лакричными леденцами. В одну секунду собака утратила ко мне всякий интерес. Я была свободна, и все улыбались, будто между нами никогда и не было никакого злобного лая. Дама пригласила меня зайти к ним, но я вежливо, как могла, отказалась и прошла в лифт.
Прежде чем войти в гараж, я сделала все, как рассчитала: остановилась в дверях и зажгла свет. Он ошеломил меня. Гараж был похож на операционный зал для автомобилей. Почти бегом я обогнула колонну, ища черное пятно. Оно было на месте. «Хонда» стояла на своем месте!
Я вернулась к выключателю и дождалась, когда свет погаснет, потом снова включила его и пробежала шестьдесят метров, отделявшие открытую дверь от «Хонды». Мои молитвы были услышаны, хотя не помню, чтобы я молилась. Машина была открыта, и ключи лежали на сиденье! Свет погас. Я села в машину, глубоко вздохнула и откинулась на спинку сиденья.
И тут же чьи-то руки сжали мою шею так сильно, что у меня потемнело в глазах. От хорошо знакомого запаха Фриды все куда-то поплыло. Я никогда не чувствовала угрозы с ее стороны. Или все-таки чувствовала? — успела подумать я.
— Перестань! — с трудом просипела я, сжимая в кулаке ключи от машины.
Она немного ослабила хватку и рыкнула:
— Давай сюда ключи! Ты слишком труслива, чтобы вести такую машину!
Неужели я знала, что рано или поздно это случится? Должно быть, знала. Но не предвидела, что она решится напасть на меня. С сумасшедшими следует говорить очень сдержанно, подумала я. Главное, чтобы у них сложилось впечатление, что ты спокоен и ничего не боишься.
— Верни мне рукопись, тогда я проявлю трусость и отдам тебе ключи, — сказала я.
— Слишком поздно, время ушло, — грубо засмеялась она, почти как когда-то в Берлине, когда дразнила меня.
— Для чего слишком поздно? — учительским тоном спросила я.
— Пока ты спала, я отправила рукопись в издательство по электронной почте. Она закончена. Ты просто этого не поняла и стала варить дальше свою похлебку. Ты даже собиралась оставить Франка в живых.
— Я же говорила тебе, что писатель сам решает, закончена рукопись или нет. Хорошо, я готова обсудить это с тобой, — сказала я, пробуя стряхнуть с себя ее руки.
— А я объясняла тебе, что персонажи романа, обладающие твердым характером, никогда не сдаются! Нынче ночью все закончилось. Книга написана!
— Как ты не понимаешь, что это решать мне, — с напускным спокойствием сказала я.
— Пойми, мы с тобой расстаемся. Все кончено! — прошептала она мне в ухо.
— Неужели наше прощание должно быть таким драматичным? Послушай… ты стерла рукопись с твердого диска и забрала копии. Что за безумный поступок?
— Я стерла рукопись, чтобы ты не испортила нашу книгу. Ты была на пути к этому. Все, о чем мы говорили, ты пыталась исказить или переиначить. Когда Франк умер, ты сразу же решила проигнорировать этот факт и придумать новый конец. Мне это не нравится. Люди постоянно умирают. Нельзя сделать человека бессмертным, только потому что он мужчина. Хочешь сделать из кого-нибудь героя, сделай его из Гюнтера. Но ты, конечно, меня не послушаешься!..
— Ты и в самом деле спятила! — неосторожно воскликнула я.
— Кто из нас двоих спятил, ты могла бы увидеть в зеркале, если бы у нас был свет, — процедила она сквозь зубы.
