Вовчик корчился на земле и истошно орал фальцетом. Откуда-то взялась Танька, но Алексей ее отпихнул в сторону, как неодушевленное тело. Он пинал Вовчика ногами, стараясь попасть ему в солнечное сплетение, по печени, в промежность. Жена снова повисла на нем, вцепилась в волосы, скользнула по лицу ногтями. Алексей сбросил ее, схватился за саднящее лицо и посмотрел на ладони. Они были мокрыми, липкими…
Потом был свет фар, чужие руки, мужские голоса и… отчаяние. Так бывает, когда бежишь по спортивной легкоатлетической дорожке, когда сил уже нет, но надо побеждать, когда ты делаешь последний рывок перед финишем, вот-вот достигнешь лидера, но понимаешь, что уже не сможешь его догнать, что сил не осталось совсем. И он удаляется к заветной ленточке, и тебя обходит еще один соперник, потом еще один. И ты уже не попадаешь в тройку призеров, ты проиграл! А ведь вот она, победа, так была близка, только руку протяни, и вдруг в несколько секунд все рухнуло, все надежды… годы тренировок, годы подготовки…
В себя Алексей пришел уже в камере. Способность размышлять трезво вернулась, но внутри все еще кипело и бурлило. Синий цвет стен, массивная дверь – все это давило, толкало в пропасть отчаяния, но Алексей пока еще находился в состоянии возбуждения. Он мерил камеру шагами, он стискивал кулаки, не обращая внимания на сбитые костяшки, он пытался убеждать себя, что еще не все потеряно, что он докажет, что избил Вовчика, находясь в состоянии глубокого возбуждения. Да и попытка поджога – факт в его пользу.
Черт! Может, это и к лучшему, может, вот такая скандальная огласка и на руку. Следователь, полиция, прокуратура. Вдруг из-за этого случая все начнет постепенно всплывать, на все безобразия в Харитонове обратят внимание органы власти, правопорядка. Может, начнется что-то позитивное! А вдруг!
За дверью раздались уверенные шаги, в замке провернулся массивный ключ.
– На выход! Боец хренов… Пошел наверх, вон туда по лестнице.
Алексей промолчал, полагая, что неприязнь этого полицейского вполне законна, раз он вывел из камеры человека, задержанного за избиение другого человека. Этого прапорщика можно простить, потому что он не знает сути, не его это забота. А вот тот, к кому Алексея ведут, тот должен разговаривать иначе, более уважительно…
Но вели Агапова мимо кабинетов следователей, вели мимо таблички «Отделение уголовного розыска». Прапорщик остановил задержанного перед дверью с табличкой «Приемная». Когда дверь распахнулась, они оказались в самом деле в приемной. Только за столом, где должна была бы восседать симпатичная и строгая девушка – страж покоя своего босса, – никого не было. Было много цветов на окнах и на полу в кадках, телефонов на двух составленных буквой П столах. И была тут дверь с блестящей дорогой табличкой. Агапова привели лично к начальнику местного отдела полиции полковнику Портному.
Плечистый прапорщик отстранил Агапова, открыл дверь с табличкой, сунул голову внутрь, потом распахнул ее. Перед Алексеем к дальней стене тянулась красная ковровая дорожка. Упиралась она прямо в массивный стол. А за ним в таком же массивном кресле с высокой черной спинкой восседал тщедушный мужчина с мелкими чертами лица, но с погонами полковника. Рядом, за приставным столом сидел… Пашка Рублев, который сосредоточенно рассматривал ногти на правой руке.
Агапов настолько опешил от увиденного, что замер на пороге. Из состояния ступора его вывел сильный тычок в спину, заставивший все же переступить порог и встать на красную дорожку. Он все еще недоумевал, переводя взгляд с полковника на Рублева и назад. Вот-вот все разъяснится, сейчас полковник скажет, что теперь все понятно, и прикажет увести Рублева. И бывший участковый, а ныне бандит встанет, понуро заложит руки за спину и выйдет в сопровождении все того же прапорщика с бычьей шеей.
– Вот он – наш дебошир, – с усмешкой произнес Рублев и поднял взгляд с ногтей на Агапова. – Драчун-забияка!
Полковник сидел, подперев подбородок двумя кулаками. Он шевельнул пальцем, не опуская рук, и прапорщик вышел за дверь. Все постепенно вставало на свои места. Снова на солнце наползали грязные тучи, а вместе с ярким чистым светом уходила и надежда на справедливость. Теперь совсем все ясно.
– Слушай, Агапов, – сказал Портной с брезгливостью. – Ты совсем дурак? Любой, у кого есть в голове мозги, давно бы все понял, продал лесопилку, получил бы деньги, кстати, не такие уж и плохие. Продал бы дом и переселился в другое место, где был бы у него и очаг, и все сопутствующее семейному счастью. А сейчас что?
– А сейчас, – добавил Рублев, поднимаясь со стула и обходя Агапова по кругу, – сейчас наш промышленник, наш дорогой бизнесмен нажил себе кучу неприятностей. Он жестоко избил ни в чем не повинного человека, причинив ему тяжкие телесные повреждения. А это карается отбыванием в колонии.
– Это получается, что вы меня сейчас шантажируете, запугиваете? – нахмурил лоб Агапов, хотя ему хотелось лишь сесть, закрыть глаза и отключиться от всей этой гнусности…
– Что? – удивился Портной. – Да как тебе не стыдно, Агапов? Мы тебе помочь пытаемся, мы же тебе обрисовываем картину твоего положения. Ты же с кем-то чего-то не поделил, ты сам себя поставил в такое положение. Мы бы и рады тебе помочь, но улик-то никаких, доказательств того, что у нас в районе кто-то занимается противоправными деяниями, нет. Мы и так превышаем свои полномочия и помогаем тебе советом.
– «Мы» – это вы и он? – Агапов поднял руку и наставил палец на Рублева. – Вы вместе, да?
Рублев, мгновенно оказавшись рядом, схватил Агапова за указательный палец. Он рывком так согнул его, что Алексей непроизвольно оказался на коленях из-за страшной боли в суставе.
– Не надо, не надо! – насмешливо велел Портной. – Не стоит мараться. Не хочет по-хорошему, будет иначе. Посидит в камере с уголовниками, наберется ума-разума. А с уголовниками сидеть – удовольствие сомнительное, а, Паша? Ты ему расскажи, расскажи.
Агапов опустил голову, скрипнув зубами. Все, теперь понятно все. Они заодно, они тут все преступники, просто лично он с этим не сталкивался и проморгал тот момент, когда эта мафия у них здесь пустила свои корни. Нет, не корни, а метастазы!
– Но есть и выход, – подойдя вплотную, сказал Рублев. – Я тебе даю бумаги, ты их подписываешь и… через пару дней выходишь.
– Почему через пару?
– Чтобы сдуру глупостей не наделал. А за два дня ты остынешь, в себя придешь, смиришься, осознаешь, что это лучший и самый безболезненный выход. Два дня – самый хороший срок.
…Антон в тот вечер ждал Алексея Агапова возле дома. Хотел поговорить без свидетелей. Было темно, а Агапов к дому подошел совсем не с той стороны, с которой Антон его ждал. Зато откуда-то появился Вовчик, который жил у Агаповых вот уже недели две, как говорят, и который якобы родственник жены Агапова Татьяны.
Антон с интересом наблюдал, как Вовчик воровато оглядывается, как он напряженно прислушивается, явно опасаясь машины со стороны города. То, что Вовчик побывал в колонии, Антон не сомневался. Сквозило в его манерах зэковское. Антона не волновали телодвижения Вовчика, потому что он считал, что тот не будет воровать в доме родственников.
