Харальд помедлил. Закавыка в том, чтобы старик знал как можно меньше.
– Одолжения.
– Какого именно?
Харальд протянул ему распорку.
– Можно, я починю это в вашей мастерской? Это от моего мотоцикла.
– Ну ты и наглец, парень! – Нильсен только покачал головой.
«А то я не знаю кто я», – ухмыльнулся про себя Харальд.
– Послушайте, это очень важно, – умоляющим голосом произнес он. – Разрешите, а? Вместе платы за тот день, что я отработал?
– Ну что ж… – Было видно, как не хочется Нильсену идти навстречу, но соображения экономии победили. – Ладно, чини. – Харальд постарался скрыть ликование, и тут фермер прибавил: – Только сначала исправь этот чертов трактор.
Харальд про себя чертыхнулся. Жаль губить целый час на трактор Нильсена, когда так мало времени на починку самолета. Впрочем, тут всего-то что вскипел радиатор.
– Идет, – кивнул он, и Нильсен потопал дальше наводить порядок.
Вскоре вода в тракторе выкипела и стало возможно осмотреть мотор. Харальд сразу заметил, что в месте соединения с трубкой из системы охлаждения сочится вода. Значит, прохудился шланг. Заменить его, разумеется, нечем, но, на удачу, «родного» шланга имелся некоторый излишек, так что, отрезав прохудившийся конец, удалось подсоединить его снова. Добыв на кухне ведро горячей воды, Харальд перезалил радиатор – лить холодную в перегретый мотор неразумно, – и завел трактор, чтобы убедиться, что соединение держится.
Наконец-то можно идти в мастерскую.
Чтобы укрепить погнувшуюся распорку, нужен был тонкий стальной лист. Он уже знал, где найдет его. На стене висели четыре металлические полки. Харальд освободил верхнюю, переложив все с нее на три остальные, и снял. С помощью ножниц по металлу подровнял неровный край листа, отрезал четыре полоски железа. Каждую вставил в тиски, постукивая молотком, изогнул в дугу и приварил к распорке. Закончив, отошел поглядеть, что получилось, и сам себя похвалил:
– Нельзя сказать, что красиво, зато прочно.
На пути к замку его сопровождали шумы армейской лагерной жизни: перекликались люди, заводились моторы, всхрапывали кони. Вечерело, солдаты возвращались к ужину, исполнив дневные дела. Харальда обеспокоило, удастся ли пробраться в церковь незамеченным.
К монастырю он подошел с тыла. У северной стены, покуривая, стоял молодой рядовой. Харальд кивнул ему, в ответ парень произнес по-датски:
– Привет! Меня зовут Лео.
Харальд выдавил улыбку.
– Рад познакомиться! Харальд.
– Покурим?
– Спасибо, мне недосуг. В другой раз!
Завернув за угол, Харальд нашел бревно, подкатил под одно из окон, встал на него и заглянул в церковь. Стекла в окне не было. Харальд просунул внутрь распорку и уронил ее так, чтобы она упала на ящик, который стоял под окном. Подпрыгнув, она скатилась на пол. Подтянувшись, сам пробрался в церковь.
– Привет, – произнес кто-то.
Сердце его замерло, но потом он увидел, что это Карен. Стоя за хвостом самолета, она занималась починкой крыла, у которого повреждена законцовка. Харальд, подхватив с пола распорку, понес ей показать.
И тут раздалось по-немецки:
– А я-то думал, тут пусто!
Харальд повернулся на голос. Рядовой Лео. Это его голова виднелась в окне. Харальд смотрел на него, кляня все на свете.
– Это склад, – буркнул он.
Лео взобрался на подоконник и соскочил внутрь. Харальд бросил взгляд на хвост самолета. Карен исчезла. Лео оглядывался с видом скорей любопытствующим, чем подозрительным.
Самолет стоял, укрытый брезентом от пропеллера до кабины, крылья сложены. Однако фюзеляж был на виду и хвостовое оперение в дальнем конце церкви, хоть и густой сумрак, но разглядеть можно. К счастью, внимание Лео привлек «роллс-ройс».
– Хорошая машина! – воскликнул он. – Твоя?
– К сожалению, нет. Мой – вон, мотоцикл. – И показал распорку, которую еще держал в руке. – Эта штука для коляски. Пытаюсь ее исправить.
– А! Рад бы тебе помочь, – доверчиво сказал Лео, – но я в машинах, знаешь ли, совсем ничего не понимаю. Я больше по лошадям.
– Понятное дело, – отозвался Харальд.
Они были примерно одного возраста, и Харальд почувствовал симпатию к одинокому парню, оказавшемуся далеко от дома. Тем не менее он от души желал, чтобы Лео убрался до того, как углядит лишнее.
Раздался резкий свисток.
– На ужин зовут, – вздохнул Лео.
«Слава Богу», – подумал Харальд.
– Рад был потолковать с тобой, Харальд. Еще увидимся?
– Конечно!
Лео, встав на ящик, выбрался из окна.
– О Господи! – выдохнул Харальд.
Из-за хвоста появилась Карен, бледная и взволнованная.
– Да, вот это попали…
– Он ничего не заподозрил, просто хотел поболтать.
– Избави нас Бог от дружелюбных германцев, – улыбнулась Карен.
– Аминь!
Харальду очень нравилось, когда она улыбается. Словно солнышко вышло. Но – к делу. С трудом оторвав от нее взгляд, он пошел посмотреть, чем Карен там занималась. Оказалось, заделывала прорехи. Карен была в старых брюках, пригодных, по виду, для работы в саду, и мужской рубашке с закатанными рукавами.
– Наклеиваю заплатки, – объяснила она. – Когда клей высохнет, прокрашу поверху, чтобы воздух не проходил.
– Да где ж ты достала ткань, клей, краску?
– В театре. Пришлось пококетничать с декоратором.
– Молодчина! – Наверняка ей пара пустяков заставить мужчин делать все, что она ни попросит. Декоратору повезло! – А чем ты вообще весь день занимаешься в театре?
– Готовлю главную партию в «Шопениане».
– И что, будешь выступать?
– Нет. Там еще два состава, и чтобы выступить, надо, чтобы обе балерины заболели.
– Жаль. Мне хочется на тебя посмотреть.
– Если произойдет невозможное, добуду тебе билетик. – Она повернулась к крылу. – Надо удостовериться, что там нет внутренних повреждений.
– То есть осмотреть деревянные перекладины под обшивкой?
– Ну да.
– Что ж, теперь, когда у нас есть все, чтобы заделать прорехи, думаю, можно сделать разрез и просто заглянуть внутрь.
– Давай… – с сомнением пробормотала она.
Вряд ли обычный нож возьмет прокрашенную ткань, но на полке с инструментами нашелся острый резак.
– Где будем резать?
– У стоек.
Он с силой вжал конец резака в ткань. Первая прорезь сделана, дальше пошло легко. Образовался Г-образный надрез, и Харальд откинул лоскут ткани, открыв довольно просторное отверстие.
