К вечеру взошла подросшая до трех четвертей луна. Харальд переоделся в чистую одежду. Он лежал на своей полке, поглаживая кота Пайнтопа, когда кто-то загремел парадной церковной дверью.
Харальд подскочил, спустил кота на пол и прислушался.
– Говорю вам, тут заперто, – послышался голос полицейского Пера Хансена.
– Тем более есть повод заглянуть внутрь, – ответил ему властный женский голос.
Харальд представил себе даму лет за тридцать, привлекательную, но деловую.
«Определенно из полиции. Похоже, именно по ее поручению Хансен приперся вчера в имение искать меня. Видимо, доклад Хансена ее не удовлетворил и она явилась сама. – Харальд чертыхнулся. – Скорее всего эта мадам окажется проницательней Хансена. Вряд ли ей составит труда сообразить, как проникнуть в церковь».
Спрятаться негде… разве что в багажник «роллс-ройса»… Но если станут искать всерьез, сразу найдут. Удрать через окно, которым они с Карен обычно пользовались, было уже рискованно, оно располагалось сразу за углом от входной двери. Но по периметру закругленной алтарной части было множество других окон, и он живо воспользовался одним из них.
Спрыгнув на землю, огляделся. Церковь здесь была не полностью скрыта деревьями, и кто-нибудь из солдат мог его заметить. Но, на удачу, никого рядом не оказалось.
Он помешкал. Хотелось удрать подальше, но разумней узнать, что тут будет происходить. Он вжался в стену и навострил уши.
– Посмотрите, фру Йесперсен, – произнес голос Хансена. – Если встать на это бревно, можно залезть в окно!
– Для того оно, надо думать, там и лежит, – холодно отозвалась дама.
Харальда охватило предчувствие, что она с ходу во всем разберется.
Он слышал скребущий звук подошв по кладке стены и ворчание Хансена, который, судя по всему, протиснулся в окно, а потом тяжело спрыгнул на мощеный пол церкви. Прошло несколько секунд, и раздался стук полегче – спрыгнула женщина.
Харальд прокрался вдоль стены, встал на бревно и осторожно заглянул внутрь.
Фру Йесперсен оказалась симпатичной женщиной, примерно тридцати лет, не полной, но приятно округлой, ладно и разумно одетой, в юбке с блузкой и голубом берете на светлых кудрях. Раз не в полицейской форме, значит, она следователь. Через плечо у нее была сумка, в которой скорее всего пистолет.
Хансен, красный от натуги, выглядел загнанным и раздраженным. Сотрудничать с хваткой и толковой столичной следовательницей деревенскому полицаю было явно не по плечу.
Первым делом она увидела мотоцикл.
– Вот и мотоцикл, о котором вы мне рассказывали. Надо же, паровой двигатель. Оригинально.
– Наверное, он его тут оставил, – словно оправдываясь, буркнул Хансен.
«Видимо, поторопился доложить гостье, что я уехал», – подумал Харальд.
– Возможно, – скептически отозвалась та и перешла к «роллс-ройсу». – Хорош!
– Это этих, евреев.
Она провела пальцем по изгибу крыла, поглядела на палец.
– Давненько на нем не выезжали.
– Конечно, не выезжали – стоит-то он без колес! – отозвался Хансен, довольный, что подловил ее.
– Это ничего не значит: долго ли колеса надеть! – а вот слой пыли подделать нельзя.
Фру Йесперсен огляделась и пересекла помещение, чтобы подобрать с пола грязную рубашку Харальда. Он молча застонал.
«Почему я не прибрал ее куда-нибудь?»
А она рубашку даже понюхала, ищейка.
Ниоткуда возник Пайнтоп, потерся лбом о ее ногу. Она наклонилась к коту, погладила.
– Зачем пришел, а? – спросила она. – Подкармливают тебя здесь, верно?
«Ничего от нее не скрыть, – кисло подумал Харальд. – Все насквозь видит».
Следовательница перешла к лежанке Харальда, взяла с нее аккуратно сложенное одеяло, снова положила на место:
– Определенно здесь кто-то живет.
– Может, бродяга какой.
– А может, чертов наш Харальд Олафсен.
Хансена прямо скрючило.
Тут она повернулась к «шершню».
– А это еще что такое?
Харальд в отчаянии наблюдал, как она сдирает чехол.
– Ба! Да это аэроплан!
«Все, конец», – подумал Харальд.
– А ведь правда, у Даквитца был самолет. Я теперь вспомнил. Но он уже несколько лет на нем не летал, – бормотал Хансен.
– А выглядит ухоженным.
– Да он же без крыльев!
– Крылья сложены, чтобы самолет проходил в дверь. – Она открыла дверцу кабины. Покачала рычаг управления, поглядывая на хвостовой стабилизатор, увидела, что руль высоты слушается. – И управление действует. – Бросила взгляд на индикатор горючего. – Надо же, и бак полный. – И добавила, оглядев кабину: – А за сиденьем еще канистра, и в ящике две бутылки воды и пачка печенья. Плюс топор… моток веревки… фонарик и атлас. И никакого налета пыли!
Вынув голову из кабины, она поглядела на Хансена:
– Наш Харальд собрался в полет.
– Черт меня подери, – пробормотал Хансен.
Безумная мысль убить их обоих мелькнула у Харальда. Он представления не имел, способен ли убить человека в каких бы то ни было обстоятельствах, но сразу понял, что не в его силах голыми руками побороть двух вооруженных полицейских. И прогнал эту дикую мысль прочь.
Фру Йесперсен очень оживилась.
– Мне нужно назад в Копенгаген. Инспектор Флемминг, который ведет это дело, сейчас в дороге. Учитывая, как отвратительно ходят поезда, трудно сказать, когда он прибудет. Но как только это произойдет, мы вернемся. Арестуем Харальда, если он здесь, а если нет, то устроим ему ловушку.
– А мне что делать?
– Оставайтесь здесь. Устройте наблюдательный пост в лесу и держите церковь под контролем. Если Харальд появится, говорить с ним не нужно – просто позвоните в полицейское управление.
– Разве вы не пришлете кого-нибудь мне в помощь?
– Нет. Мы можем спугнуть Харальда. Увидев вас, он примет это как должное – вы же местный. Но если появятся чужие, это его насторожит. Ни к чему, чтобы он снова скрылся. Нам нельзя его потерять. Вы меня понимаете?
– Да.
– А с другой стороны, если он попытается улететь, остановите его.
– Арестовать?
– Да хоть пристрелите, если понадобится, но только, ради всего святого, не допустите, чтобы он улетел.
Пристрелить его следовательница распорядилась таким будничным тоном, что у Харальда мороз по коже прошел. Говори она с пафосом, было бы совсем не страшно. Но когда симпатичная женщина спокойно, словно это обычное дело, велит лишить человека жизни… До этой минуты Харальд не допускал мысли, что его запросто могут убить. Бесстрастная жестокость фру Йесперсен его потрясла.
