И сейчас она сидела здесь. С мобильником в руке, изучая информацию в нем без особого энтузиазма, чтобы не выглядеть одинокой, и с наполовину опустошенным бокалом вина перед собой. С таким же успехом в нем мог быть беарнский соус. Она все равно не чувствовала вкус.
Эмануэль Сфинкс появился на свет год назад, и они смеялись как дети, хотя она не видела ничего забавного в этом сейчас. Тогда Жанин и Альберт сидели на бесконечно скучном семинаре и тайком взяли по паре бокалов вина к обеду, и не напрасно. Вторая половина семинара получилась для них значительно веселее.
И даже если оставшееся от того тоскливого мероприятия воспоминание сводилось к тому, что они толкали друг к другу блокнот, хихикая, как дети, по поводу каждого придуманного ими вычурного имени или абсурдного буквенного сокращения, базировавшегося на словах докладчика, все равно со всех других точек зрения у них выдался полезный день. Жанин направилась вместе с Альбертом к нему домой, и, насколько помнила, они спали отдельно всего четыре ночи с тех пор.
Это произошло ровно год назад. И сегодня столько же исполнилось Эмануэлю Сфинксу. Юбилей Жанин и Альберта.
А он опаздывал. Чертовы европейцы.
Пятнадцать минут означали час, возможно, больше. Мобильный уже наскучил ей, она сложила салфетку перед собой хитрым способом и больше не знала, чем заняться. Она ненавидела сидеть одна в обстановке, предназначенной для компаний, пусть и не имела проблем в общении с самой собой. Единственно, она лучше делала бы это без посторонних.
Когда одетый в костюм мужчина опустился на высокий барный стул рядом с ней, ситуация не стала лучше.
Он был ее возраста. Явно хорошо тренированный – белая рубашка под твидовым пиджаком, небрежно расстегнутая вокруг впечатляюще накачанной шеи. И явно жаждал общения вопреки ее желанию.
– Здесь занято, – предупредила она.
– Я вижу, – ответил он, явно не собираясь обращать на ее реплику внимания. – Что это? Лебедь?
Он кивнул в сторону сложенного куска бумаги перед ней. Возможно, он что-то напоминал, но только не благородную птицу.
– Я вынуждена уточнить, – сказала она. – Я сидела здесь одна и хотела бы продолжать в том же духе.
– Нечего таращиться на меня. Я же не мешал тебе.
Она среагировала, внимательно посмотрела на него. Он шутил или ей попался обычный нахал?
Его лицо было серьезным, непроницаемым, словно он действительно имел в виду то, что сказал. Но слабые искорки в глазах говорили сами за себя, по крайней мере, такому тренированному взгляду, как у нее. Подобное могло означать только одно. Он оценил ее иронию. Для него это была игра, и он перебросил мяч назад в такой же непринужденной манере, как и она, и сейчас пришла ее очередь.
– И поэтому ты явился и расселся здесь, – парировала она. – С единственной целью поведать мне, что я совсем не интересую тебя?
– Нет, черт побери. Обычно я приберегаю подобное для второго свидания.
Ему удалось довольно быстро привести ее в замешательство. Она подняла глаза на него с целью проверить, что он играет в ту же самую игру, а он явно ждал ее взгляда. Черт, тоже. И в то самое мгновение, когда их глаза встретились, Жанин поняла, что он победил.
И не ответила. И это разозлило ее. Плюс еще то, что она вышла из себя по такой причине.
– Роджер, – представился он и протянул ей открытую ладонь.
– Жанин, – сказала она и пожала его руку. У него были большие, сильные руки и британский акцент, который ей не удалось точнее идентифицировать. Ее раздражало, что она обратила внимание и на это тоже.
– И не поэтому, кстати. Просто ты оказалась единственной, кто разговаривал на понятном мне языке.
– Хорошо, если бы я могла сказать то же самое.
Сейчас пришла его очередь открыть рот от удивления. Он улыбнулся, неохотно, но широко, а она вернулась к своему бокалу и заработала себе очко, прекрасно понимая, что матч только начался.
Сорок четыре минуты спустя Жанин вышла в дамскую комнату и увидела себя в зеркале. Она испытывала огромное чувство вины. Она улыбалась. Улыбалась довольной, слегка пьяной улыбкой, и, хуже того, ее щеки горели румянцем. Ей было хорошо. Нет, весело. Она смеялась и удивлялась сама себе и где-то в глубине души ощущала определенный дискомфорт. Альберт должен был появиться в течение получаса или немного позднее, а она стояла и глупо улыбалась веселому мужчине с горой мышц и британским акцентом и перебрасывалась с ним взглядами.
Жанин нетвердой рукой вытащила свой мобильник. Нашла номер Альберта. Открыла новое CMC.
«Я люблю тебя, – написала она. – Мы скоро увидимся».
Однако послание показалось ей слишком фальшивым. Только усилило чувство вины, и она стерла все и начала сначала.
«Я уже выпила два с половиной бокала белого вина. Если ты не придешь в течение четверти часа, сбегу с хорошо тренированным англичанином».
Так было лучше. Она отправила сообщение, бросила последний взгляд в зеркало, и решила не поправлять волосы (не сейчас, не для англичанина, позднее, пожалуй), и повернулась, собираясь вернуться в ресторан.
К ее удивлению, он стоял там. Маленький неохраняемый гардероб перед туалетами был пуст, и множество мыслей успели пронестись у нее в голове. Пожалуй, он устал и хочет уйти домой, наверное, задумал забрать ее с собой. Скорее всего, попытается зажать среди курток в надежде, что она уступит его грубым ласкам в окружении ароматов весеннего вечера, еще хранимых тонкой верхней одеждой, только что появившейся с улицы.
Подобные перспективы, пусть даже чем-то привлекательные на уровне фантазий, в реальности нисколько ее не интересовали, и, абсолютно уверенная в его намерениях, она повернула в сторону, пытаясь проскользнуть мимо него, и заспешила вдоль рядов мягких курток, но он сделал шаг навстречу ей, положил одну руку на плечи. У нее зачастил пульс, она мгновенно протрезвела, спросила себя, что происходит, и резко остановилась.
Удивленная.
Он чем-то уколол ее сзади в шею.
Жанин посмотрела ему в глаза. Он больше не улыбался. И как раз когда она нашла, что сказать, язык перестал ее слушаться.
Тридцать пять минут спустя стеклянные двери открылись, и молодой человек по имени Альберт ван Дийк подошел к метрдотелю и поинтересовался относительно женщины, которая спрашивала Эмануэля Сфинкса.
В тот момент ни Жанин, ни мужчины с бычьей шеей уже не было в Амстердаме.
Хорошо тренированный британец, называвший себя Роджером, сам не знал, почему забеспокоился. Но что-то ему не понравилось, и он подошел к тяжелой двери ее комнаты, постучал.
Уже мысленно сформулировав оправдание. Конечно, для них не было секретом, что за ними наблюдают, и он не должен был объяснять ей, почему хочет знать, чем она занимается, но они получили приказ обращаться с гостями так, чтобы те не чувствовали себя пленниками, а это накладывало определенные ограничения.
