Но сокращения… Абсурдные сокращения то одного, то другого понятия, которые выдавал мужчина, стоявший перед ними на подиуме. Она хотела, чтобы он вспомнил их, и именно поэтому расставила слова таким образом, и он сел на каменную лестницу университетского здания, прочитал письмо снова, и оно предстало перед ним в новом свете, и он полюбил Жанин еще больше.
Все оказалось достаточно просто, чтобы он смог просчитать. Но одновременно настолько хорошо спрятано, что никто ни о чем не догадался бы, попади послание в чужие руки.
– Я сдаюсь, – признался Нейзен.
– Возьми все существительные. Все имена, места, вещи. Первые буквы.
– Ты шутишь.
Альберт пожал плечами. И Нейзен прочитал снова. И на какое-то мгновение у него создалось ощущение, что все его стопятидесятикилограммовое тело как бы опустело изнутри, словно кто-то открыл его, как шкаф, и поменял содержимое на холодный воздух.
В качестве шифра все это было примитивно.
Но он не заметил его.
В отличие от Альберта, а значит, все получилось именно так, как она задумала.
Он прошелся по первой странице пару раз с целью понять, где ему разграничить слова и предложения. Они оказались не длинными. Но очень содержательными.
– Что… я… вижу, – сказал он наконец.
Альберт кивнул. Продолжай.
– Замок. Альпийское озеро. Высокие горы. Никакого снега.
Именно это получилось, если правильно прочитать первую страницу. И Нейзен посмотрел на Альберта. В информативном плане подобное сообщение давало не особенно много.
– Это может быть где угодно, – сказал он.
Альберт покачал головой:
– Таких мест хватает. Но уж точно не через край.
Нейзен кивнул, но ничего не ответил. Молодой человек одновременно был прав и ошибался. Возможно, существовали сотни и сотни замков, которые находились у альпийских озер, и даже если проверить погодные условия, какие из всех гор в их окрестностях еще не лежали под снегом, то их получилось бы слишком много, чтобы дать какое-то четкое направление для начала поисков.
Альберт знал это тоже, но кивком предложил продолжать.
– Есть еще две страницы.
Нейзен перевернул лист, пробежал глазами по тексту, задерживался на всех существительных на этой стороне листа тоже. Его палец скользил по бумаге в качестве вспомогательного средства и периодически останавливался, он не хотел делать пометок, во всяком случае в оригинале, и это немного тормозило дело, но он слишком увлекся поиском тайного смысла, чтобы сходить в другую комнату и сделать копию.
– Имена… я… слышала, – сказал он наконец.
Альберт кивнул снова.
– Коннорс. Франкен. Дженифер Уоткинс.
– Мы должны попытаться отыскать их, – предложил Альберт. – Коннорс, Франкен, Дженифер Уоткинс. Пожалуй, они есть в регистре преступников или фирм, я не знаю. Это твоя работа. Но нужно попытаться, не так ли?
– Вне всякого сомнения, – согласился Нейзен.
И Альберт кивнул – спасибо. Ждал, в то время как инспектор перевернул лист снова.
На время воцарила тишина.
На третьей странице содержание получилось странным.
– Это… я… знаю, – произнес Нейзен наконец.
Альберт кивнул.
И Нейзен прочитал. Снова. Еще раз.
Альберт ничего не сказал. Ждал. Догадался, о чем думал Нейзен. Он мог только согласиться: это выглядело чистым безумием. Такие слова невозможно было представить в письме от того, кого знаешь, нет, любишь и кому следовало находиться дома в такое время, возможно, еще в кровати, пожалуй, не собираясь вставать, хотя ей уже звонили бы и напоминали, который час. Во всяком случае, при прежнем порядке вещей, но сейчас все обстояло несколько иначе, и, даже если кому-то это казалось невероятным, все так и было на самом деле.
Нейзен откашлялся. Прочитал медленно.
– Шифр в клинописи.
А потом:
– ДНК.
И:
– Смертельный вирус.
Затем замолчал.
Сложил последние буквы вместе еще раз.
Альберт уже знал, что там было, в его глазах блестели слезы, когда Нейзен поднял взгляд на него.
И прочитал последние слова:
– Найди меня.
* * *
У Нейзена имелись четкие инструкции, как действовать в подобных ситуациях, и он выполнил их до последней запятой.
А сейчас стоял перед ксероксом и ждал, когда машина извергнет пахнущий озоном экземпляр письма.
Он был профи. За все годы работы ему приходилось расследовать множество исчезновений, и сейчас он пытался убедить себя, что данный случай ничем не отличался от других, что у него нет ни единой причины особенно беспокоиться, или суетиться, или заражаться энтузиазмом ван Дийка.
Ведь кому, как не ему, настоящему специалисту, лучше знать, как обстоит дело.
Он наклонился вперед, подставил руки под подбородок, и на какое-то мгновение его короткие пальцы повисли там, где следовало находиться шее, если бы его голова не являлась продолжением тела. И пусть он знал, что это не самая подходящая поза, на подобное ему сейчас было глубоко наплевать.
Его больше волновало другое. Все, сказанное им пока, было чистой правдой.
Но теперь ему предстояло солгать, и это его нисколько не радовало.
– Я постараюсь сделать все возможное, чтобы найти ее, – уверил он и посмотрел на своего собеседника наполненными сочувствием глазами, пожалуй единственно способными добавить доверия к его словам, тогда как все бесформенное тело инспектора скорее несло печать обреченности и вряд ли свидетельствовало о его желании с удвоенной энергией взяться за выполнение обещания.
Возможно, поэтому он энергично кивнул, чтобы подчеркнуть сказанное.
А потом отклонился назад, готовый подняться с письмом и конвертом в руке.
– Я сразу вернусь, – сказал он. – Мне надо сделать копию.
И сейчас он стоял здесь.
Тяжело дышал.
Черт бы побрал его тело! Черт бы побрал кондиционер, черт бы побрал штатного полицейского врача, который оказался прав, но, прежде всего, черт бы побрал Жанин Шарлотту Хейнс и идиотов, не помешавших ей отправить послание!
Теперь ему предстояло сделать кучу всякого.
И он в душе надеялся, что Альберт ван Дийк понятия не имеет, о каких, собственно, мерах пойдет речь. Иначе его могла ожидать масса проблем уже со следующим шагом.
20
Лео пятнадцать минут решал, что ему надеть, и, выйдя на улицу, сразу пожалел о своем выборе.
