– Ты же знаешь, мы должны, – сказал Франкен. – Какой смысл возражать.
Но Коннорс не хотел знать.
По-хорошему, что им, собственно, было известно? Откуда такая уверенность, а вдруг они истолковали все неверно? И разве Хейнс и Сандберг находились здесь не для того, чтобы помочь им перевести все еще раз и проверить, нет ли какой-то альтернативы?
Франкен посмотрел на него. Мог повторить его мысли слово в слово.
– Мы знали это постоянно.
Коннорс ничего не сказал.
– Мы не знали только почему, и как, и где. Сейчас нам это известно.
– Да. И из-за нас, – буркнул Коннорс.
Франкен никак не отреагировал на его реплику. Решение уже было принято.
И они стояли потом, обратив взоры на экраны.
– Сколько людей умрет? – спросил Коннорс наконец.
– Меньше, – сказал Франкен. – Что еще нам надо знать?
Коннорс не ответил.
И Франкен повторил это снова. Но тише:
– Меньше.
В самом конце зала стояли Вильям и Жанин, смотрели, как Коннорс и Франкен тихо разговаривали между собой впереди и сбоку от рядов стульев, на которых в полной тишине ждали одетые в военную форму мужчины.
Все в комнате ждали от них сообщения, и все уже знали, каким оно будет.
Уже стало очевидным, что случилось, все прекрасно представляли, как требуется действовать, а Жанин и Вильям даже успели увидеть последствия. Они лежали рядами в холодной комнате, и Коннорс действительно сказал правду.
Никто не мог понять.
И все равно они догадались, что обязательно будет сделано.
Повернувшись к Жанин, Вильям увидел, что она больше не в состоянии сдерживать слезы.
Повернув ключ в замке входной двери большой кирпичной виллы, Ларс-Эрик Пальмгрен уже знал, что он не один и что уже слишком поздно предпринимать какие-то действия на сей счет.
Пожалуй, снег заглушил звук шагов.
Наверное, он сам потерял бдительность.
Десять лет назад это было в крови, он смог бы доложить о каждом транспортном средстве, попадавшемся ему на пути домой. Порой делал ненужные остановки, к собственному удивлению, начинал колесить по городу, постоянно проверяя в зеркало заднего вида, не висит ли какой-то автомобиль у него на хвосте слишком долго или не возвращается ли он с равными промежутками, хотя в принципе не должен.
Но это раньше. Сейчас он отвык от подобного и ехал прямой дорогой к себе, видел все происходящее вокруг, но ни на чем не заострял внимание, крутил руль, как на автопилоте, в то время как мыслями был рядом с Кристиной в Амстердаме, и в конце концов добрался домой и припарковался у входа, словно ничего необычного не произошло.
А всего-то требовалось подумать немного, и он бы знал, что это не так.
Сейчас он стоял, вставив ключ в патентованный замок перед собой.
А черная кожаная перчатка незнакомого мужчины лежала на его руке.
– Ларс-Эрик Пальмгрен, – сказал голос рядом с ним.
Это был не вопрос, а констатация факта. И Пальмгрен не ответил.
– А ты кто? – спросил он взамен.
– Мы можем поговорить внутри?
Опять на вопрос это было мало похоже.
Пальмгрен кивнул.
А потом молча открыл входную дверь, отключил сигнализацию на белом пластиковом пульте в коридоре и приготовился к худшему.
30
Пальмгрен включил точечные светильники на потолке, сначала в прихожей, потом на лестнице, ведущей в гостиную, и постоянно ждал протестов со стороны незнакомца.
Рано или поздно он должен был приказать Пальмгрену остановиться. Выключить свет, выбрать наименее открытую для взглядов с улицы комнату, остаться там, и заткнуться, и внимательно слушать. Но ничего подобного не происходило. Они спустились в гостиную, прошли по толстому ковру в мокрых он снега ботинках и встали каждый со своей стороны низкого мягкого дивана, а из покрывавших всю наружную стену окон открывался вид на залив и слабый свет от вилл Сальтшёбадена, расположенного за ним.
Ситуация выглядела странной, но сейчас Пальмгрен уже немного успокоился.
Для случая, когда ему пришлось оказаться с глазу на глаз с кем-то незнакомым, это было хорошее место.
Они стояли молча, двое мужчин, каждый в своем конце большой комнаты, и рождественские украшения отражались в стеклах вместе с ними самими, в то время как черная вода раскинулась невдалеке впереди.
Их было прекрасно видно снаружи, и они оба хорошо это понимали.
Конечно, вряд ли кто-то находился в заливе как раз сейчас. Вечером, почти зимой и в дьявольский холод, но Пальмгрен хотел создать впечатление, что их, возможно, видят, и, если незнакомец пришел нанести вред хозяину дома, ему следовало знать, что может найтись свидетель.
Мужчина понял намек. Покачал головой, прежде чем заговорил.
– Я не сделаю тебе ничего плохого, – сказал он.
– Ладно, – ответил Пальмгрен. – Меня это устраивает.
– И прошу прощения, если ты не сможешь позвонить со своего стационарного телефона сегодня вечером. Но это неофициальный визит.
Он кивнул в сторону потолка. Без всякой на то необходимости. Пальмгрен уже понял, что тот имеет в виду.
Значит, мужчина знал о камерах в его доме. И о том, что они подключены к серверу через телефонный кабель, и он уже отсоединил провода Пальмгрена в распределительном шкафу на улице, а при мысли о том, кто когда-то устанавливал его систему наблюдения, существовал только один способ, как он мог узнать.
– Военное ведомство? – спросил Пальмгрен, хотя это было очевидно.
– Как уже сказано, я здесь не по официальному заданию.
– Но ты же оттуда?
Он покачал головой снова. Явно не знал, с чего ему начать. Сам факт его пребывания здесь противоречил массе самых разных правил, и чем меньше он скажет, тем лучше для него. Ему не следовало влезать в это дело. И какая-то его часть по-прежнему сомневалась, правильно ли он поступает, но когда Кристина появилась в сюжете новостей, он уже не смог остаться в стороне.
Честно говоря, больше не знал, что правильно, а что нет.
– Я выполняю разные задания, – сообщил он. – И военное ведомство знает не обо всех из них.
Пальмгрен внимательно посмотрел на него. Странный ответ.
– И почему ты здесь?
– Я хочу, чтобы ты связался с ней. Ты должен вытащить ее оттуда.
– Кого?
– Не стоило отпускать ее в Амстердам.
Пальмгрен посмотрел на него. Кристина.
