– Мы не в Амстердаме, – ответил Лео.
– Я не уверен, что этого достаточно.
– Увидим.
Больше он ничего не сказал.
Создалось ощущение, что разговор закончен.
Однако он не отключил телефон, а продолжил разговор.
– Могу я попросить тебя об одном деле? – сказал Пальмгрен.
Лео не ответил.
– Если вы найдете его. Найдете Вильяма. Скажите, что она никогда не бросала его.
Пауза, прежде чем он добавил:
– Не потому, что он хотел услышать это. Просто это правда.
Прошла секунда, может, чуть больше. И Лео перевел дыхание.
– Я знаю.
Они стояли каждый на своем конце невидимой линии, слушали дыхание человека, которого никогда не встречали.
И Пальмгрена одолевали сомнения. Оставалось еще одно дело. А он уже сказал больше, чем следовало.
– Человек, который разыскал меня, – решился он наконец. – Он слышал, как они говорили о катастрофе.
– Амстердам? – спросил Лео.
– Мне больше ничего не известно. Только что все боялись. Боялись, что они промахнулись с ответом.
Нет. Он колебался. Хотел процитировать его как можно точнее.
– Боялись, что Уоткинс сидит на решении.
Понадобилось мгновение, прежде чем Лео вытащил это имя из памяти.
Конечно, черт! Оно же было одним из тех в письме. Письме Жанин.
– Дженифер Уоткинс? – спросил Лео.
– Нет, – сказал Пальмгрен. – Сол.
Кто-то увидел лицо Стефана Крауза, когда он выходил на улицу из большого вестибюля. И все всполошились, но было слишком поздно.
Его фотография расходилась по всем спецканалам с пометкой «дело особой важности», никто не знал, что он натворил, но его требовалось задержать и сообщить кому следует, а парни, брошенные по его следу, привыкли беспрекословно выполнять приказы.
Стефан Крауз старался избегать любых контактов с другими представителями человечества. Он знал все проулки и кратчайшие пути в городе, использовал их всю свою жизнь в целях защиты от людей. Но сейчас дело обстояло с точностью до наоборот, он защищал их от себя, и гордился этим, и боялся одновременно, но у него не оставалось выбора, и он хотел преуспеть.
Он раньше оказывался на грани смерти, но впервые это пугало его. Она дала ему поручение, и он очень хотел выполнить ее просьбу. Но сейчас не мог и нашел альтернативу.
От толстого желтого конверта он избавился.
Оставил его в надежном месте, если не навсегда, то, по крайней мере, на время, а по пути из здания парковки отправил по почте тонкий белый конверт, который украл со стенда с открытками. А потом ему оставалось только надеяться, что написанное его дрожащей рукой послание дойдет по назначению, что он правильно запомнил адрес и в любом случае не обманул ее и что он завершит свой путь на этом свете добрым делом и, значит, прожил жизнь не зря.
Кашель и лихорадку он сначала пытался объяснить для себя невинными причинами.
А зуд на спине, пожалуй, был самым заурядным.
Но когда пошла кровь и кожа размякла, он уже знал, в чем дело.
Сам же видел их в поставленных длинными рядами кроватях.
И сейчас стал одним из них и не хотел умирать, но не ему было решать.
В тот же вечер его загонят в некий переулок в Берлине и застрелят мужчины, одетые как медицинский персонал, и он исчезнет в машине скорой помощи, не являвшейся таковой.
Его взорвут на военном полигоне у подножия Альп.
А желтый конверт, который мог спасти мир, останется лежать в ячейке камеры хранения на Центральном вокзале Берлина.
35
Шум набирающих обороты вентиляторов был хорошо знаком и напомнил о его прошлом.
Точно так же все происходило каждое утро, когда он включал свои компьютеры в массивном каменном здании на полковой базе в Кунгсенгене, и сейчас этот звук принес с собой знакомые ощущения.
Как будто он снова оказался на потертом офисном стуле. Катался под скрип его колесиков по серому линолеуму и осторожно потягивал ужасно горячий кофе с запахом утра и больших возможностей, но горький на вкус. Ощущение того, что он занимается чем-то важным, в чем знает толк, и что, даже если многое зависит от него, он в любом случае справится со своей частью.
Какое-то мгновение именно там он находился.
Зная, что стоит ему открыть глаза, и он окажется далеко-далеко оттуда.
Вильям стоял в своей рабочей комнате в замке.
Всего несколько часов назад он был здесь в последний раз, и все равно, казалось, только сейчас вернулся из далекой поездки. Он оставлял ее в вере, что у него самого и у всех других есть будущее, а потом увидел вещи, изменившие все основательно, и теперь снова оказался здесь и знал, что ему сейчас крайне необходимо время и именно его катастрофически не хватало.
Он мог не успеть.
Ему требовалось спешить, идти по кратчайшему пути, не останавливаясь, прыгать через ступеньки, двигаясь вперед, и, прежде всего, надеяться на удачу.
А он не любил этого.
Конечно, расчеты не входили в его обязанности, это была прерогатива умных машин, но их очередь еще не пришла. Сначала он хотел побыть наедине с шифрами, прикинуть все вручную и сделать их своими, познакомиться с последовательностями без компьютеров, так чтобы они стали просто инструментом в его руках, а не черной дырой, впитывавшей все в себя и выдававшей результат, который он сам не смог бы оценить.
Но время поджимало. Перед ним скрежетали, запускаясь, жесткие диски, лязгали, пока операционная система загружалась и готовилась превратить цифры в логику.
И в довершение всего он оживил тяжелый серо-зеленый ящик, стоявший в дальнем конце стола.
Сару.
Хорошо знакомый треск от экрана, когда заработала электронно-лучевая трубка. Отправила свои электроны к изогнутой поверхности кинескопа, а потом на нем начали появляться одна за одной мерцающие зеленым цветом строчки с текстом в качестве доказательство того, что процесс включения проходит нормально.
Это была древняя машина, и все равно именно на нее он возлагал основные надежды. Возраст говорил против нее, но машину изготовили для одной-единственной цели, и, кроме того, он сделал это сам. И если бы он сейчас не сумел понять все шифры, оставалось бы только довериться ей.
Компьютеру с женским именем. Но прежде всего компьютеру.
Сейчас было не до воспоминаний о прошлом, и он попытался выбросить эти мысли из головы. Встал у стены и пробежался глазами по бумагам в последний раз.
Шифры.
