– Ничего, Алексей Феликсович. Ложная тревога.
– Ложжжжная. Тревооооога.
Глава 15
Шоссе Энтузиастов
Поднимались с Трубной – был там и вход, оказывается, и выход. И без документов можно было на нее попасть: главное, знать, с кем говорить, при ком, и какими словами.
– Не умеешь, дурак, с людьми общаться! – сказал Артему Леха.
Он зато умел. И первоапостол он был отменный.
– Пойду с вами, – произнес он нетвердо. – Во-первых, ничего уж такого-растакого на этом вашем верху я не увидел. Во-вторых, сталкерский калым не хуже остальных, а то и похлебней будет. В-третьих, яйца у меня все равно пухнут, рентген туда – рентген сюда погоды не сделают. Полезли. Чего найдете – мне треть.
– Ты салага, – возразил сталкер, который взялся Артема везти в Балашиху. – Ты мне за урок и за химзу должен. Поэтому из того, что найдешь ты, будет половина моя, а из моего твоего будет ни хрена. Идет?
– Ну хоть так, – подумав, вздохнул Леха. – Только учи как следует!
Сталкера звали Савелием. У Савелия морщины шли не как у людей, а как придется: и по лбу вертикально, и ото рта вниз, и вокруг глаз крест-накрест, и вместо бровей. От носа к краям губ складки Савелию прорезали перочинным ножом, а подо лбом сделали лобзиком глубокий надпил, чтобы нос как будто сам по себе висел. Волосы у него были как бы на месте, но редкие, и череп – тоже морщинистый – через них просматривался ясно. А клыки у Савелия были выкованы из железа; не все, правда – один вообще отсутствовал. Шло ему годам к пятидесяти: хороший, значит, сталкер.
Шагать было больно: колено стреляло. И изрубцованная спина на каждом шагу терзалась так, будто вот-вот лопнет кожа и скатается трубочкой, а останется под ней одно коричневое запекшееся мясо.
Пересекли бульвары, обошли ползучие коряги стороной; миновали разоренный торговый центр подле цирка. Цирк был закрыт. Торговый центр – сожран какой-то злой плесенью. Обогнули его, спустились на парковку. Машина у Савелия стояла там.
– Как будто по магазинам прошвырнуться заехал, – гундосо поделился с ними сталкер. – Хорошее чувство.
Артему это не понравилось. Морщины бессхемные ему не понравились тоже, и железные зубы, и прищуренные глаза. И то, что этот человек приходит к Саше, когда хочет, и пользует ее этими вот самыми зубами и глазами. Не хотелось представлять это себе, а пришлось.
А главное: роста он был – Артему по плечи. Как она с таким вообще могла?!
– Тоже Сашку чпокаешь? – запросто спросил у него Савелий. – Будем знакомы. Хорошая девчонка. Хотя и в дочки мне годится. Но дочки у меня нет, так что совесть спит спокойно.
– Да пошел ты, – сказал ему по этому поводу Артем; все равно собирался.
– Понимаю! – подмигнул сталкер и не стал обижаться. – Сам бы втюрился, если бы был помоложе. Но когда я был помоложе, у меня другие Сашки были.
Это Артему не понравилось вообще.
Машина у Савелия была – универсал. Под чехлом стояла: серебристая, ухоженная, промасленная, стекла черные зеркалят, антенна торчит усом метра на полтора. Особенная: руль справа. Посмотрелся Артем в черное стекло: на голове – каска дурацкая, какую уж Савелий выдал, зато ствол хороший, с глушителем. Ствол важней.
Остальное все на подземной парковке – сгнило или было разграблено. Невесело ей тут, подумал Артем: одна живая. Как на кладбище зашла своих проведать.
Завелась сразу.
– Японочка, – не без гордости объяснил сталкер. – Я, как ни поднимусь, обязательно навещу ее. Сейчас мало кто из левых шастает, конечно, но беспокойно все-таки.
Выползли из этого склепа, вырулили на Садовое.
– В Балашиху, говоришь?
– В Балашиху.
– А где там? Она ведь не маленькая, Балашиха. Город, как бы.
– Приедем – найдем.
– Смешной ты, – сказал Савелий.
Поехали направо по Садовому. Спешить нельзя: между ржавым хламом коридор неширокий, извилистый. Иной раз сунешься на тропинку, а она тупиковая. Обратно сдавать. Тротуары тоже все забиты столкнувшимися авто. Когда люди думали убежать из Москвы, гнали и по тротуарам. И по другим людям гнали. А было куда бежать-то?
– Ну и что там?
Стартовали ранним утром, чтобы на экспедицию был день с его темным светом. Небо было все замазано облаками, и того десятирублевого солнца, которое Артем видел в прошлый раз, теперь не давали. Ночь получилась черной, рассвет серым, утро вовсе бесцветным.
Весь вечер пил, лишь не думать о том, что не он Саше хозяин; от ночи осталась пара часов, проснулся не похмельным даже, а пьяным еще. Мутило – может, от браги, но видно, от болезни.
Ворон в городе не было, собак не было, крыс. Дома стояли высохшие. Ветер только двигался, остальное давно закоченело. Тикал дозиметр, как Артему его личный обратный отсчет. Леха молчал, будто язык проглотил. Мертвечина была вокруг.
– Там форпост. Красная Линия строит наверху колонию.
– Красная Линия? Колонию? Зачем?
– Будут заселять поверхность, – отчаянно сказал Артем.
– В Балашихе? Балашиха ведь не так чтоб далеко очень. Сразу за МКАДом. На счетчик-то глянь. Кто там жить сможет?
– Люди.
– Ты хоть откуда это взял, парень?
– Мне человек сказал… Надежный. Сказал, что людей с Бульвара Рокоссовского отправляли туда строить форпост. Заключенных. На Бульваре лагерь же у них. И бульвар рядом с Балашихой совсем, пешком дойти можно. Все складно, если подумать.
– А почему в Балашихе? Что там такого? – не отставал Савелий. – Бункеры какие-то? Военная база?
– Радиоцентр. Может быть. Вроде. Так что… Если логически – с кем-то они должны связываться, раз радиоцентр, – Артем повернул голову, посмотрел на Савелия: как отреагирует? – Так что, я думаю, где-то еще есть выжившие.
Форпост.
Пока отлеживался у Саши на продавленном раскладном диване в ее каморке, было время себе его вообразить. Ну это крепость, наверное, стены высотой метров несколько, вышки пулеметные – от врагов; зато внутри – как в стеклянном шарике с детским снегом – уютный раек. Ну как, какой? Люди, конечно, без противогазов, дышат воздухом. Дети играют… Все сыты. Животные там домашние. Утки, может? Оранжевые. Ну, грибы, ясно, здоровенные выросли. И весь этот внутренний двор – в сочной зелени: шелестит на ветру, переливается. Живут, в общем, а не существуют.
У Савелия на лице вместо кожи была бледная зеленая резина; резина от Артемовых слов не сморщилась, не натянулась. Вместо глаз у Савелия были круглые стекляшки, стекляшки могли только пучиться, а щуриться не умели. Смешно ему сейчас? Или злится, что подрядился на такую бездарную глупость? Спрашивает себя, ради чего рискует? Знал бы он, кто Артему сообщил про Балашиху; и что в тот момент остальные вокруг говорили.
