– Теперь я вижу, что ты занят важными государственными делами, уважаемый. – Он низко поклонился Зарасу. – Прошу простить за вторжение. Конечно, я почту за честь отправить твое послание царю Беону с одной из моих птиц. Еще сегодня, до вечера, послание будет в руках царя. Даже такому великолепному кораблю, как твой, не добраться до Мемфиса раньше, чем послезавтра в полдень.
– Ты очень добр. А сейчас я провожу тебя на борт твоей фелуки, – предложил Зарас, но Гралл уже был на полпути к трапу, ведущему на верхнюю палубу.
Мы с Зарасом смотрели, как фелука возвращается в Кунтус. И задерживали отплытие, пока не увидели, как Гралл поднялся на причал и заторопился в поселок. Только тогда я кивнул Зарасу. Мы подняли паруса, выпустили весла и возобновили плавание на юг. Оглянувшись назад с кормы, я увидел, как из редких домов Кунтуса выехал всадник и галопом поскакал к сторожевой башне на мысу. Заслонив глаза от солнца, я увидел, как он остановился у подножия башни, бросил повод ждущему конюху, спешился и побежал в высокое здание.
Немного погодя тот же человек появился на верхней площадке башни. На фоне неба было хорошо видно, как он поднял руки над головой. Из рук вырвался сизый голубь и стал подниматься на быстрых крыльях.
Птица закружила над башней, трижды облетев его, и уверенно направилась на юг. Она летела над серединой реки, медленно поднимаясь. Но, пролетая прямо над нашим кораблем, была еще достаточно низко, чтобы я разглядел под хвостовым оперением кокон, привязанный к лапе.
Весь остаток дня мы шли на юг. Потом, как только солнце склонилось за холмы на западе, я приказал Зарасу найти безопасную стоянку на ночь. Он выбрал полоску мелкой воды на излучине Нила в стороне от главного течения.
Я знал, что оценка Гралла верна и мы будем плыть до Мемфиса еще полтора дня. На каждом корабле Зарас выставил ночную стражу. Потом поставил дополнительных стражников, чтобы точно знать – разбойники не смогут подобраться к нам под покровом темноты.
За ужином у лагерных костров я обсуждал с тремя капитанами таран вражеского корабля. Я изучал эту теорию, когда писал свой знаменитый трактат о морских боях. Я объяснил капитанам, как причинить самый тяжкий ущерб вражескому кораблю и его экипажу, не повредив при этом свой корабль и не подвергая опасности своих людей. И несколько раз повторил, что важнее всего научить людей, как занять прочное положение и упереться перед столкновением с вражеским судном.
Ночь прошла тихо и спокойно во всех отношениях. Встали мы еще затемно и, как только стало достаточно светло, чтобы рассмотреть путь, подняли якоря и паруса. Ветер за ночь усилился и дул с северо-востока. Он гнал нас так резво, что пена из-под носа заливала нам лица, когда мы смотрели вперед. Люди были бодры и оживлены. Даже рабы, все еще прикованные к скамьям, были довольны увеличением рациона и моим обещанием освободить их, когда достигнем Фив. Стоя у руля, я слышал, как они поют.
Думаю, на борту у меня одного были дурные предчувствия. С самого нашего отплытия из Фив все шло так гладко, что люди уверовали в мою непогрешимость и свою неуязвимость. Я отлично знал, что оба эти предположения неверны. Даже я не мог знать, что мы увидим, достигнув Мемфиса. И уже горько сожалел о своей смелости, о том, что предупредил Беона о нашем прибытии. Задним числом я начал думать, что гораздо безопаснее было бы прокрасться ночью мимо столицы, обмотав весла возле уключин, чтобы не поднимать шума. И мое настроение не улучшилось, когда Зарас подошел к борту, где я стоял в задумчивости, и добродушно с такой силой хлопнул меня по спине, что я едва не упал.
– Несмотря на твою репутацию, я не сознавал, до какой степени ты горяч, Таита. Не знаю никого иного, кто решился бы на такие проделки. Ты должен сочинить песнь о своих героических деяниях. Иначе этим придется заняться мне.
Он расхохотался и снова хлопнул меня по спине, еще больнее, чем в первый раз.
Мы плыли по египетским землям, много лет назад захваченным нашими врагами. Я с детства не бывал в этой части реки. И для меня это была незнакомая территория, как и для всех на борту. За одним исключением.
Исключением этим был Рохим из двадцать шестого отряда колесничих, египетский раб, которого я нашел и освободил в крепости Тамиат. Пять лет он провел в плену у гиксосов и половину этого времени был прикован к гребной скамье галеры, патрулировавшей эту часть Нила.
Поэтому, когда мы шли на юг, подняв все паруса и работая всеми веслами, он стоял за мной и Зарасом и показывал нам все повороты и изгибы судоходного протока задолго до того, как мы к ним подходили, предупреждая о скрытых под поверхностью препятствиях.
Когда опустилась ночь, мы снова встали на якорь. Но на следующий день на рассвете снова шли по Нилу под парусами и на веслах. Это был пятый день месяца эпифи, день, в который Беон должен был ждать нашего прибытия.
Мы шли четыре часа кряду, пока не вошли в узкий изогнутый проход между двумя низкими холмами. А вышли из него на просторную спокойную воду, которая простиралась впереди на добрые две лиги.
– Это последний участок перед Мемфисом, – сказал Рохим. – Сразу за ним поворот налево, а сразу за поворотом на обоих берегах раскинулся Мемфис.
– Прекратить грести! – приказал я Зарасу. – Пусть до поворота гребцы отдыхают. Пусть напьются. Пусть будут готовы по моему приказу вести нас на таранной скорости.
Как только мы подняли весла из воды, две другие триремы последовали нашему примеру. Дальше три корабля шли только под парусами.
Реку запрудили суда всех форм и размеров – от галер до небольших парусных судов и челнов. Все они вели себя совсем не так, как корабли, которые мы встречали раньше. Почтительно уступая нам дорогу, они не пытались удрать. А когда мы проходили, с кораблей нам махали и выкрикивали приветствия.
– Нас ждут, – довольно сказал я Зарасу, пытаясь скрыть облегчение. – Похоже, наш голубь нашел дорогу в голубятню.
Зарас с нескрываемым удивлением посмотрел на меня.
– Разве не это ты задумал? Ты ожидал чего-то меньшего, господин? – спросил он. Я покачал головой и отвернулся.
Меня пугает, что люди ждут от меня чудес, как чего-то обыденного. Знаю, я умней и хитрей большинства, но, на мой взгляд, удача предпочтительней ума, а удача капризна. И я никогда не знаю, когда она отвернется от меня.
Я прошел вдоль гребных скамей и здесь встретил ту же детскую веру и безграничные ожидания. Люди приветствовали меня улыбками и глупыми шутками, на что я бесхитростно отвечал. Но моей истинной целью было проверить, натянуты ли тетивы на луки, лежащие под скамьями, и наполнены ли колчаны стрелами. При дующем в корму ветре мы резали воду, и последний поворот словно несся навстречу. Не торопясь, внешне невозмутимо, продолжая улыбаться и перешучиваться с людьми, я вернулся на свое место у рулевого весла.
Посмотрев по сторонам, я убедился, что триремы Дилбара и Акеми идут рядом с нами в строю «наконечник стрелы». Дилбар и Акеми, приветствуя меня, подняли правые руки. Они сообщали о своей готовности к бою.
