– Не слишком разумное желание для царя, – сохраняя серьезность, ответил я. – То же и с его охотничьими трофеями: кажется, царь Нимрод больше озабочен обилием добычи, а не ее качеством. Завидущие глаза, да?
– Хорошо известно, что царь Нимрод ненасытен. – Фат Тур покачал головой. – До сих пор он был непоколебим в своем стремлении.
– Но я не понимаю, какое отношение это имеет к храму его отца, – не унимался я.
– Через полгода после восшествия на трон царь Нимрод издал указ: все женщины на рассвете должны являться в храм, но до полудня только один мужчина имеет право туда входить и делать выбор. Несомненно, ты догадался, кто этот мужчина. – Он заговорщицки улыбнулся. – После полудня любой в Шумере может войти и выбрать одну из оставшихся женщин.
К тому времени как мы дошли до храма, полдень уже давно минул. У главных ворот храма стояла очередь мужчин, полсотни человек, а то и больше. Среди них были свободные от службы воины или мореходы; белые шапочки некоторых удостоверяли, что это стряпчие, а выпачканная кровью одежда говорила – вот врачи. Прочие составляли пеструю толпу стариков и молодых, представителей всех слоев общества, от благородных до простых рабочих.
– Жрецов и жриц богини можно узнать по зеленым одеяниям, – объяснил Фат Тур. – Вот один из них. – Он показал на мужчину, который вышел из ворот и торопливо направился к ним. – Его зовут Ониос. Я договорился, что он станет нашим проводником в храме и откроет тебе его тайны.
Ониос почтительно поздоровался и провел нас через калитку в стене возле главных ворот. При нашем приближении калитка открылась изнутри, и мы прошли в главный храмовый зал.
Он был так огромен, что сводчатый потолок терялся вверху в тенях и полумгле. Единственный луч солнца, проникавший с высоты, освещал золотую статую богини в центре зала.
– На крыше храма – огромное бронзовое зеркало, – предупредил мой вопрос Фат Тур. – Оно на колесах, и десять рабов с рассвета до заката поворачивают его вслед за солнцем. Зеркало отбрасывает луч на статую.
Впечатление было необыкновенное: свет, отраженный от статуи, долетал до стен зала и непрерывно перемещался.
– Ты обратил внимание на росписи, благородный Таита? – спросил Фат Тур. – Говорят, их писали двадцать лет двести художников.
– Они поразительны, – неохотно признал я. – Ни в одном из храмов, где я побывал, нет ничего подобного, даже в гробнице Мамоса.
Я сам расписывал гробницу Мамоса, поэтому сравнение было неискренним.
– Темы росписей исключительно интересны; уверен, ты согласишься с этим. – Фат Тур смотрел на росписи почти с выражением собственника. – Здесь изображены все неудержимые страсти богини. – Он одну за другой показывал их. – Война…
На стенах храма в боевом порядке маршировали вооруженные отряды. В облаках пыли неслись и сталкивались колесницы. Небо заполняли тучи стрел. Горели города, толпы беженцев спасались от наступающих войск. Плачущие женщины держали мертвых детей и молили завоевателей о милосердии. Большие боевые корабли бронзовыми носами-таранами пробивали борта других кораблей, поменьше, и сбрасывали оттуда моряков в море, уже покрытое обломками и трупами. Над полем битвы летела богиня, указывая дорогу победителям и осуждая побежденных.
– Война, любовь и плотские утехи… – Фат Тур медленно поворачивался, показывая на другие стены, потом запрокидывал голову, привлекая мое внимание к сводчатому потолку в пятидесяти локтях над нами. – Ни в одном другом храме нет таких изображений искусства эротики и любви.
Я проследил за взмахом его руки. Везде виднелись изображения сильных мужчин и чувственных женщин, слившихся в распутных объятиях, или бога с чудовищными гениталиями, погруженными в отверстие тела богини. Участники навечно застыли в своих чувственных изгибах посреди моря спермы и женских выделений.
А над всем этим на сверкающих белых крыльях парила Иштар; ее голову окружал огненный нимб. Башня призывала всех к еще большей страсти.
Мы с Фат Туром медленно обошли зал, дивясь воображению апокрифических двухсот художников, которые двадцать лет создавали эти монументальные росписи.
Через равные промежутки вдоль всех стен храма располагались ниши или углубления. Я насчитал четырнадцать таких примыкающих каморок, по семь с каждой стороны зала. Мы не могли заглянуть в эти помещения, так они были забиты людьми, мужчинами и женщинами, зачарованно смотревшими на то, что творилось внутри. Я знал: Фат Тур ждет, что я спрошу его об этом, но я решил воздержаться, чтобы сохранить достоинство. Наконец он поговорил с нашим проводником в зеленой одежде, и жрец отвел нас к ближайшему углублению, расталкивая людей длинным посохом и громко восклицая:
– Уступите дорогу почетным гостям царя Нимрода!
Глухо ропща, толпа перед нами мрачно расступилась и снова сомкнулась, когда мы дошли до переднего ряда. Оттуда нам ничто не мешало заглянуть внутрь.
Вдоль стен круглого внутреннего помещения лежали тюфяки, накрытые шерстяными ткаными одеялами ярких расцветок.
– Четырнадцать помещений, и в каждом по четырнадцать женщин на четырнадцати ложах. Четырнадцать – магическое число богини Иштар, которой посвящается все это, – радостно объяснил Фат Тур.
Я знал, что он поклонник богини Хатор и вряд ли уважает других божеств.
Я всмотрелся и пересчитал женщин, чтобы проверить его утверждение. Пять из них скрестив ноги сидели на своих тюфяках. У всех на голове были венки из красных роз. Это была их единственная одежда. Потупясь, они терпеливо ждали.
– Красная роза – цветок богини, – объяснил Фат Тур.
На остальных девяти матрасах женщины лежали, сняв венки, и грубо совокуплялись с мужчинами, тоже почти раздетыми. Мужчины с шумом выдыхали, погружаясь в них, а женщины выкрикивали хвалу богине, принимая своих посетителей и платя им полной мерой.
С растущим отвращением я смотрел, как один из мужчин вдруг изогнулся в приступе острого наслаждения и с долгим дрожащим криком рухнул на женщину под собой. Его партнерша немедленно встала, подобрала одежды, лежавшие в изголовье на тюфяке, и надела их через голову. Она остановилась только, чтобы бросить мелкую медную монету, которую, должно быть, дал ей мужчина, ему в лицо, и потом, заливаясь беззвучными слезами, прошла через толпу к двери и выбежала за ворота храма.
За моей спиной стоял моряк. Он локтем отодвинул меня в сторону и прошел в помещение. И подошел к одной из сидящих женщин.
– Призываю тебя отдать долг богине, – произнес он и бросил ей на колени монету. Она бесстрастно смотрела, как он поднимает юбку выше пояса и рукой возбуждает себя. У него был толстый живот, покрытый густыми черными волосами. Женщина поморщилась, снимая венок, легла на спину и развела колени.
Я взял Фат Тура за руку, вывел из толпы зрителей и решительно повел к выходу из храма.
Вид убогих людей, передразнивающих нечто столь прекрасное, принесло мне не удовольствие, а печаль.
