Джек был наградой, на которую я никогда не надеялась и о которой даже не мечтала.
В ту ночь, когда у него был приступ астмы, нас отпустили домой лишь на рассвете. Мне не хотелось укладывать Джека в кроватку, и я взяла его в нашу с Патриком кровать, и мы оба заснули. Когда же я проснулась, Патрик уже вернулся из поездки. Он просто стоял рядом и смотрел на нас, и на его лице было выражение нежности, и любви, и гордости, и он сказал: «Привет, родные мои!»
Мне никогда не забыть тот его взгляд.
Два года спустя, через три недели после начала первого учебного года Джека, Патрик просто сказал:
— Думаю, все кончено.
— Что кончено, о чем ты думаешь? — беззаботно спросила я.
Это ведь было совершенно неожиданно. Я даже догадаться не могла, о чем он говорит. О сериале по телевидению? О лете?
Но он имел в виду нас. Между нами все было кончено.
Глава 6
Отвергнутый интимный партнер часто становится преследователем со сложным, переменчивым комплексом желания примирения и мести. (?!! Мести за что? Что он ей сделал?)
Заметки, сделанные Элен О’Фаррел в процессе изучения в «Гугле» мотиваций к преследованию
Больше «микровыражений» не было, а если и были, Элен их не улавливала. Ее сомнения развеялись, как дымок от погасшей свечи.
Первые две недели июля в этом году выдались потрясающими: стояли солнечные дни с чистым синим небом, свежие и хрусткие, как яблоки. Погода идеальна для новых отношений, для того, чтобы держаться за руки в общественном транспорте, да и вообще вести себя так, чтобы рыдали недавно разбитые сердца, а все вокруг закатывали глаза.
Элен копила воспоминания: в особенности страстный поцелуй, когда они, словно подростки, прижались к кирпичной стене возле Музея современного искусства; завтрак воскресным утром — тогда Элен так рассмешила Патрика, что все посетители кафе обернулись и посмотрели на них; игра в карты в чуть пьяном состоянии, завершившаяся в постели; возвращение домой после занятий йогой — и обнаружение огромного букета цветов на крыльце перед дверью с запиской: «Для моей девочки».
Они уже перестали слишком осторожничать друг с другом.
— Господи! — воскликнул Патрик, когда впервые увидел, как Элен расправилась с огромным бифштексом.
— Ты разве не примерный католический мальчик? — спросила Элен.
— Я не упоминал имя Господа всуе. Я просто сказал: «Господи, ты видел, что сейчас съела эта женщина? Я же думал, что встречаюсь с хипповатой вегетарианкой, а вовсе не с кровожадной хищницей!»
— Ты поспеши, а то я и твое мясо съем.
Какое-то время они не замечали никаких признаков присутствия Саскии.
— Может, я ее напугала? — предположила Элен, по-прежнему в каждую свободную минуту занимавшаяся изучением психологии преследователей.
— Возможно! — Патрик добродушно похлопал ее по руке со слегка озабоченным видом, как доктор, который разговаривает со смертельно больным пациентом, твердящим: «А может быть, я окажусь исключением из правила!»
Слова «я тебя люблю» начали постоянно вертеться в мыслях Элен, словно лирическая песенка, которую невозможно выбросить из головы. Она вспомнила, что читала где-то, скорее всего в какой-нибудь глупой журнальной статье, что для женщины губительно произносить первой слова «я тебя люблю». Но это же было самым женофобским и глупым суеверием в мире. И тем не менее спешить не следовало. Они ведь встречались всего шесть недель. Подходящий момент возникнет сам собой.
Элен тщательно обдумывала свои прежние любовные истории.
Она первой сказала Энди: «Я тебя люблю». Он жутко испугался, но тут же поспешил исправиться и с осознанием долга ответить, что тоже ее любит.
Элен и Эдварду тоже сказала это первой, после того как выпила невероятно вкусный клубничный дайкири. Если честно, фраза сорвалась случайно. Она подразумевала, что любит клубничный коктейль.
Да, теперь, когда Элен задумалась об этом, то сообразила, что, вообще-то, всегда брала на себя инициативу. Она написала «Я тебя люблю» на поздравительной открытке в честь тридцать восьмого дня рождения Джона, а ему понадобилось сорок два унизительных для Элен дня, чтобы ответить теми же словами.
Так что, наверное, будет во всех отношениях безопаснее, если Патрик скажет это первым.
И он это сделал.
Он остался у нее как-то на ночь посреди недели, а утром едва не опоздал на какую-то раннюю встречу. Патрик наклонился над кроватью, поцеловал Элен в щеку и бросил:
— Ладно, мне надо бежать, люблю тебя! — И умчался.
Он произнес эти слова тем же самым рассеянным тоном, каким обычно говорил по телефону Джеку, что любит его. То есть, очевидно, это была пустая, ничего не значащая фраза.
Элен размышляла над этим, слегка удивленная, и тут услышала звук его шагов на лестнице. Патрик бежал наверх. Элен села в постели, когда он появился в дверном проеме спальни.
— Извини, — задыхаясь, сказал он, ухватившись за дверной косяк. — Это была ошибка. То есть не ошибка, нет! Я ждал подходящего момента, ну, чтобы светила луна, или появилась радуга, или еще что-нибудь в этом роде, а тут я вдруг вот так взял и ляпнул. Вот дурак! — Патрик хлопнул себя по лбу. Он вошел в комнату, сел рядом с Элен на кровать и посмотрел на нее так, как никто и никогда не смотрел прежде — ни возлюбленные, ни друзья. Будто никто в мире и не мог вот так сосредоточиться на ней. И продолжил: — Мне бы хотелось прояснить кое-что до конца.
— Хорошо, — кивнула Элен с самым серьезным выражением лица.
— Я делаю это заявление… э-э… под запись. Конечно, я готов и письменные показания дать, если понадобится.
— Прекрасно.
Патрик откашлялся:
— Элен, я тебя люблю. Я официально тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, — ответила Элен. — Да, официально.
— Отлично. Значит, порядок. Ну, со всем разобрались в лучшем виде.
Патрик протянул Элен руку, и они обменялись рукопожатием, как будто заключили взаимовыгодное деловое соглашение. Вот только прежде, чем Элен отпустила ладонь Патрика, он притянул ее к себе, обнял, опрокинул на спину и крепко поцеловал.
Потом они снова сели, по-идиотски ухмыляясь, и тут Патрик глянул на свои часы:
— Может, это звучит и не слишком, но…
— Все в порядке. Люби меня и уходи.
Он снова поцеловал ее и убежал. А Элен упала на спину и погрузилась в облако счастья. Вот так и должна ощущаться любовь: просто, мирно, забавно. Очевидно. И нечего тут анализировать. Ей казалось, она никогда прежде не любила или не была любимой вот так. Все прошлые разы — просто убогая имитация настоящего чувства.
Представить только, что она могла бы прожить всю жизнь, не испытав ничего подобного!
