Она беременна. И никогда в жизни не ощущала себя такой усталой. Ее прихожая забита барахлом. Элен только того и хотелось, чтобы остаться в одиночестве и спать, спать, спать, а пока она спала бы, неплохо было бы, чтобы Патрик выбросил все эти коробки.
Вот чем ей хотелось заняться в ближайшее воскресенье.
Патрик облизал с пальцев мед:
— Джек ужасно волнуется из-за вашей встречи. Милли и Фрэнк. Он им заявил, что ты их загипнотизируешь.
— Ты сказал Джеку, что я с вами поеду, даже не предупредив меня об этом? — спросила Элен.
— Ну да, понимаю. Я действительно виноват. Я идиот. Просто вбил себе в голову, что ты поедешь.
— Но я не могу! — воскликнула Элен.
— Но если ты попросишь своего папу…
— Он мне не папа! — возразила Элен. И заметила, что стиснула зубы; ей пришлось сделать серьезное усилие, чтобы расслабить челюсти. — Я никогда не видела этого человека! Пожалуйста, перестань называть его моим папой!
— Хорошо. Знаю, встреча с отцом для тебя очень важна. Это же очевидно! Это событие. Но я уверен, что он не стал бы возражать против…
— Я ничего не стану менять! — отрезала Элен. — Просто объясни Милли и Фрэнку, что в этот раз я не могу приехать. Приеду в следующем месяце.
— Может, тебе неловко с ними знакомиться? Но они не заставят тебя испытывать неловкость! Боже, да они были милы даже сама-знаешь-с-кем… А это ведь было очень скоро после смерти Колин.
— Сама-знаешь-с-кем? Ты имеешь в виду Саскию? Но всего две секунды назад ты заявил, что никогда не знакомил с родителями Колин других женщин!
— Других нормальных женщин. Она не в счет. — Патрик повысил голос.
— Но тогда она шла в счет! — крикнула в ответ Элен.
На лице Патрика отразился тот едва сдерживаемый гнев, который охватывал его каждый раз при упоминании имени Саскии.
— Почему это ты принимаешь ее сторону?
— Я всего лишь говорю… — начала Элен.
— Забудь, — перебил ее Патрик. — Забудь об этом воскресенье. Забудь, что я вообще об этом говорил. Ты права. Мы это сделаем в другой раз. — Он встал. — Я собираюсь привезти из дома еще кое-какие вещи.
Он хлопнул кухонной дверью, не оглянувшись на Элен.
— Спасибо за то, что слопал все мои диетические лепешки! — крикнула ему вслед Элен.
А потом, к полному собственному изумлению, схватила тарелку и швырнула ее в стену.
* * *
Все в движении. Все переезжают.
Джефф из соседней квартиры переезжает на побережье. Милая новая семья вскоре переедет в наш двухквартирный дом.
Патрик и Джек переезжают к Элен.
И только я остаюсь на месте.
Сегодня после работы я сидела в машине перед домом Патрика, пока он грузил коробки в свой пикап. Он явно до сих пор не доверяет специалистам по перевозкам домашних вещей. Я вспомнила тот день, когда сама переехала в его дом. Он настоял на том, чтобы самостоятельно перевезти мои вещи. И позвал на помощь Стинки, а я присматривала за Джеком. Мы поехали с ним на детскую площадку, дальше по этой же дороге. Там гуляла одна малышка, примерно такого же возраста, что и Джек, так что мы учились делиться. Джек был уверен, что вся площадка принадлежит ему. Та маленькая девочка думала точно так же. Они оба непрерывно кричали: «Мое! Мое!» — а мы с матерью той крохи твердили те бессмысленные вещи, которые твердят все родители: «Эй, надо делиться! Играйте мирно! Не ссорьтесь! По очереди!»
Мать той девочки вздыхала: «Как они утомляют в таком возрасте, ведь правда?» — и я с ней соглашалась; вот только я при этом ничуть не считала это утомительным, потому что у меня просто голова кружилась от счастья.
Я любила Патрика, и я любила Джека, и мы трое все вместе начинали новую жизнь.
В тот вечер мы ели пиццу и пили пиво, и даже Джеку дали кусочек пиццы. Впервые в его жизни. Патрик фотографировал. Он сказал, что это исторический момент.
Джек ужасно забавно таращил глаза, по его лицу бродило блаженное выражение, будто он просто поверить не мог, что прожил на этой земле целых три года, не зная о существовании такой невероятной вещи, что называется пиццей. Он вгрызался в нее, как бульдозер. «Да, приятель, я тебя понимаю, — сказал Патрик. — Ты погоди, вот придет время, и ты ее попробуешь с холодным пивом!»
Это я была рядом, когда твой сын впервые попробовал пиццу, Патрик. Это я учила его делиться. Меня нельзя просто стереть, выбросить из жизни. Я была там, и я по-прежнему рядом.
Сегодня Патрик выглядел не слишком счастливым, когда укладывал коробки в пикап. Он не был похож на человека, который собирается жениться и обзавестись ребенком. Если честно, вид у него был раздраженный, он казался постаревшим.
Наверное, дело в том, что он догадался: я нахожусь неподалеку, наблюдаю за ним. Мое присутствие его просто бесит, но в то же время… Нет, тут есть и нечто другое. Я ведь знаю Патрика лучше, чем кто-либо.
Когда он поставил в пикап последнюю коробку, то направился прямиком к моей машине. Я опустила стекло окна, и Патрик наклонился и сказал:
— Саския, привет.
Я была поражена. Он ведь уже так давно не произносил моего имени! А если и произносил, то орал как резаный, будто само слово «Саския» было чем-то злобным и омерзительным.
Но на этот раз он произнес мое имя совершенно нормально, словно я просто его старый друг. И на долю секунды я преисполнилась восторженной, безумной надеждой. Он от нее уходит! Он возвращается. Это снова он, прежний Патрик. Все кончилось. И мне только и нужно, что немножко подождать.
Но потом он заговорил, и я увидела, что на самом деле он взбешен куда сильнее, чем когда-либо. Патрик словно нес в руках бомбу, и потому ему приходилось двигаться и говорить очень тихо и осторожно, чтобы она не взорвалась.
— Я не желаю, чтобы ты вообще появлялась поблизости от Элен. Ты меня понимаешь? Можешь гоняться за мной, если тебе это необходимо, но ее оставь в покое! Она не сделала ничего дурного и такого не заслуживает!
Патрик превратился в рыцаря в сияющих доспехах, он защищал свою невинную деву от дракона. От меня. Драконом была я.
— Но я не…
— Та книга!
— Я просто вернула ее!
— И тот цветок! — Патрик буквально выплюнул слово «цветок», точно это была дохлая крыса.
— Патрик, мне нравится Элен.
Мне хотелось уверить его, что я не представляю для Элен никакой опасности. А цветок означал нечто вроде дружественного жеста, даже жеста извинения. Да, мне хотелось, чтобы Элен исчезла где-нибудь вдали, но я не хотела причинять ей зла.
— Не смей! — резко произнес Патрик. — Не смей даже говорить о ней! Не смей! О боже…
Он глубоко вдохнул и надул щеки, медленно выпуская воздух. Я вспомнила, как мы постоянно твердили Джеку: «Дыши глубже, дыши глубже», когда он начинал злиться, мы старались научить его справляться со своим гневом.
