— Неправда! — возразила Элен. — А как же разрывы с возлюбленными!
— Нет, даже твои разрывы происходили на каком-то более высоком уровне, не на том, на котором мы все существует, — уточнила Маделайн.
— Знаешь, меня это слегка бесит, — бросила Элен.
Ей стало неприятно, будто она случайно подслушала разговор, из которого стало ясно, что на самом деле думают о ней ее подруги.
Джулия и Маделайн неожиданно начали нравиться друг другу, это случилось впервые и это невозможно было не заметить.
— Ох, да почему же? — удивилась Джулия. — И в любом случае я спросила первая. Так что за семья у покойной жены?
— Может, нам лучше сосредоточиться на том, чтобы побыстрее поесть? — сказала Элен, поскольку рядом с их столом возник наконец-то официант с тремя огромными тарелками, которые он ловко держал на согнутой руке.
— А давайте не пойдем в кино, — предложила Маделайн. — А просто отдохнем, и все.
— Блестящая идея.
Джулия поудобнее устроилась в тесной кабинке и улыбнулась Маделайн.
Наблюдая за тем, как ее подруги разговаривают с официантом, уточняя, что именно лежит на блюдах, вежливо отклоняясь назад, чтобы ему удобнее было положить на их тарелки рис, Элен впервые в жизни заметила, что на самом деле Джулия и Маделайн очень, очень похожи. Их старательно небрежная манера поведения скрывала за собой нервную самозащиту, будто обе они ожидали, что в любой момент услышат нечто неприятное о себе, но терпеть это не станут. И обе отчаянно цеплялись за специально созданный образ. Я именно такая, поэтому я в себя верю, я так думаю, я так поступаю, и я права, я права, я уверена, что я права!
Впрочем, каждый человек в определенной степени действовал именно так. Может быть, все взрослые на самом деле оставались детьми, тщательно замаскированными, но иногда так желающими свободы. Возможно, это необходимая составляющая взрослой жизни. Или все дело в том, что сама Элен ощущала себя куда более расплывчатой, менее определенной личностью, чем Джулия и Маделайн.
Или, возможно, вообще все это полная чушь, а Маделайн и Джулия именно такие, какими выглядят. В последнее время Элен становилась все более нетерпимой, хотя сама подобного никогда в жизни не одобряла. Она не понимала собственной нетерпимости, раздражительности. Как будто неожиданно восстала против милых старых подруг, и без какой-либо причины.
— Пожалуй, это должно было быть довольно неловко, — сказала Маделайн. — Ну, обедать с бывшими тестем и тещей Патрика.
— Как ты думаешь, они тебя возненавидели? — спросила Джулия. — Ты ведь заняла место их любимой дочери.
— Они были очень милы, — возразила Элен. — И держались совершенно свободно и спокойно, но я сама себя выставила полной дурой.
— О нет! — воскликнула Джулия таким тоном, будто для Элен было делом обычным выставлять себя в нелепом свете. — И что ты сделала?
— Я увидела фотографию на стене, Колин с Джеком на руках, когда он был еще младенцем, и…
— Ты что-то плохое о ней сказала? — шепотом спросила Джулия. — Ты дурно отозвалась о покойной?
Джулия до судорог боялась смерти. И когда ей приходилось сталкиваться с этим явлением, подруга тут же становилась пугливой и суеверной, будто таким образом могла отогнать смерть прочь.
— Неужели похоже, что я на такое способна? — спросила Элен, поднося ко рту ложку.
— Это какой-то моллюск! — взвизгнула Маделайн и оттолкнула ложку от губ Элен.
— Да нет же! — Элен показала на свою тарелку. — Это цыпленок!
— Ох, извини, ты права, — кивнула Маделайн. — Продолжай.
— Ну, как бы то ни было, думаю, все эти россказни насчет того, что можно и чего нельзя есть во время беременности, — глупые фантазии, — заявила Элен. — Француженки преспокойно продолжают есть мягкий сыр и пить вино, а японки лопают суши. И с их детишками все в порядке.
Маделайн поджала губы, точно вовсе не была убеждена в таком уж хорошем качестве французских и японских детей.
— Но все-таки я бы не стала хоть как-то рисковать во время первого триместра.
Джулия слегка увяла, как только речь зашла о беременности.
— Так что же ты сделала, когда увидела ту фотографию?
— Я заплакала, — ответила Элен.
— Заплакала? Да ты даже не знала ту девушку!
Маделайн отложила вилку, словно ей в рот попало нечто отвратительное; она откровенно огорчилась за Элен.
— Да с чего вдруг ты заплакала? — с любопытством спросила Джулия.
— Гормоны, — с умным видом пояснила Маделайн. — Хотя ты ведь не можешь и следующие шесть месяцев пребывать в таком состоянии! Ты разве не могла бы… Ну, не знаю… Загипнотизировать сама себя или еще что-то сделать?
Похоже, Маделайн слишком серьезно ко всему отнеслась, если даже вспомнила про самогипноз. Элен прекрасно знала: Маделайн считает гипнотерапию просто новомодной ерундой, пустой тратой времени и денег, шарлатанством, чистой глупостью, обманом ради дохода и так далее. Элен не знала, какие именно слова могла бы использовать Маделайн, но прекрасно понимала при виде искусственно вежливого и пустого выражения лица подруги, когда речь заходила о бизнесе Элен, что та ничего хорошего об этом не думает.
Элен никогда не пыталась на чем-то настаивать, поскольку видела: из вежливости Маделайн солжет, а Элен вовсе не желала заставлять подругу испытывать неловкость. Она ведь знала, что та ее любит и не захочет ранить ее чувства.
И до этого самого момента Элен ничего не имела против подобного положения дел. И где-то даже слегка наслаждалась ощущением некоторого превосходства, потому что перед лицом предубеждений Маделайн ощущала собственную прогрессивность. Ее самооценка вовсе не зависела от одобрения других.
Но теперь ее вдруг охватило негодование. Ее работа была очень важна для нее. Она составляла огромную часть ее жизни. Так почему же Маделайн хотя бы не попыталась узнать побольше о гипнотерапии? Она ведь ни разу не задала Элен ни единого вопроса о ее бизнесе! В чем тут дело? Это выглядело уж слишком неуважительно. Это даже приводило в бешенство.
— У меня что-то между зубов застряло? — растерянно спросила Маделайн. Она повернулась к зеркалу на стене кабинки. — Чего ты на меня так уставилась?
Элен осторожно откашлялась. Было бы слишком неприлично вдруг сорваться на крик.
— Маделайн, почему ты никогда ничего не спрашивала о моей работе?
Да что с ней происходит в последнее время? Беременность как будто сожгла дотла всю ее эмоциональную зрелость. Элен то и дело охватывали совершенно новые для нее чувства, не поддававшиеся контролю. За мгновениями абсолютной ярости следовали мгновения безнадежного отчаяния. Боже праведный! Она вела себя хуже иных из собственных клиентов.
— Извини, — поспешила сказать Элен. — Я как-то забылась.
