– Что ж, – сказал Холмс, засовывая телеграмму в карман пальто, – сдается мне, что мы ответили как минимум на один из волновавших нас вопросов: если Фрэнк Комсток и правда успел поиздержаться перед смертью, то становится ясно, почему его жена хочет заполучить рунический камень. Она отчаянно нуждается в деньгах. Должно быть, долги настолько велики, что, даже распродав все земельные угодья, она не сможет их покрыть.
– Учитывая прошлое дамочки, не понимаю, почему бы ей снова не исчезнуть после смерти мужа, – сказал я. – Можно начать новую жизнь где-то еще.
Холмс кивнул:
– Отличное наблюдение, мой дорогой Уотсон. Мне надо подумать над этим, а пока что давайте отыщем мистера Рафферти.
Окружной суд Дугласа находился посреди площади в обрамлении невысоких тощих деревьев и представлял собой мрачную глыбу гранита, над которой возвышалась кривоватая башня, венчающая две глубокие арки. Вся эта конструкция производила впечатление весомой, словно бы строители верили, что торжество закона можно провести в жизнь в здешней глуши лишь в форме архитектурного завоевания. Но когда мы с Холмсом подошли к этому довольно устрашающему зданию, то с удивлением увидели целую толпу народу, человек сто; кто-то бродил по площади, а другие сидели в экипажах, припаркованных на прилегающих улицах.
Я не заметил ни ораторов, ни музыкантов, ни каких-то других увеселений на площади, поэтому цель этого неожиданного сборища осталась для меня загадкой. Холмс тоже казался озадаченным, но его лицо просветлело, когда он увидел Рафферти, только что выпрыгнувшего из повозки, которой управлял наш верный помощник Джордж Кенсингтон.
– Добро пожаловать, джентльмены, на великий праздник рунического камня, – объявил ирландец, когда мы подошли. – Главное событие сезона, судя по всему.
– Боюсь, вам придется рассказать подробнее, мистер Рафферти, – заметил Холмс, поприветствовав Кенсингтона кивком. – По какому случаю праздник, о котором вы говорите?
– Возвращение рунического камня, мистер Холмс. То, чего все ждали. В таких маленьких городках слухи разносятся быстро. Все хотят присутствовать, когда достославный артефакт извлекут наконец из земли.
– Чудесно, – бросил Холмс, и его голос сочился отвращением, как свеча – горячим воском. – Право слово, мистер Рафферти, неужели всем этим людям нечем заняться? Совершили бы что-нибудь полезное – пошли бы посадили кукурузу или что там положено делать в это время года?
– Да ладно вам, мистер Холмс, вы же должны понимать, что многие из них преодолели полмира, чтобы зарабатывать здесь на жизнь тяжелым трудом. Всё их существование – труд и боль, и удовольствия у них самые примитивные. А тут такое событие, полное загадки и волнения, – это мощный стимул для их истомившихся душ.
– Я не совсем вас понимаю, – признался я.
– Я имею в виду, что лучше всего о своих проблемах человека заставляют забыть чужие. Вот почему люди обожают читать об убийствах и прочих злодеяниях, которые описываете вы, доктор, и ваши коллеги по цеху. Не только нездоровое любопытство заставляет ваших читателей листать страницы, нет, они делают это ради облегчения – облегчения, что все эти ужасы приключились с кем-то еще.
Холмс отреагировал на эту любопытную речь лишь улыбкой:
– Я рад, что вы не стали врачом, мистер Рафферти, а иначе, боюсь, всему миру пришлось бы страдать, чтобы ваши пациенты хорошо себя чувствовали.
Я решил, что это достойный ответ; Рафферти, видимо, тоже, поскольку он в шутку отдал честь Холмсу. К нашей беседе подключился Кенсингтон, который указал на красивое ландо
[22]
, запряженное вороными конями, которое только что подъехало и стало частью собрания различных средств передвижения, припаркованных у здания суда.
– Это вроде экипаж Комстока, – сказал Кенсингтон. – Но кучера не узнаю.
– Наверное, это мистер Билли Свифт, – решил Холмс, разглядывая экипаж на противоположной стороне площади. – Можно описать его как слугу, которого леди использует для разных целей. Я не вижу саму миссис Комсток, но она должна быть внутри. Уверен, она ни при каких обстоятельствах не пропустит подобное событие.
Заинтригованный появлением нашей старой знакомой, Холмс начал внимательно осматривать толпу и вскоре приметил и Магнуса Ларссона, который сидел в потрепанном фаэтоне рядом с каким-то господином.
– Что за джентльмен с мистером Ларссоном? – поинтересовался Холмс у Кенсингтона.
– О, это Эйнар Блеген. Вы с ним не знакомы?
– Нет, – покачал головой мой друг, с интересом разглядывая пухлого седого господина рядом с Ларссоном, – но намерен вскоре исправить эту оплошность. Впрочем, можно сделать это и сию минуту.
Холмс направился было к фаэтону, и тут из арки, скорее напоминающей туннель, внезапно появились шериф Густав Бем и Нильс Фегельблад и поспешили к ожидавшему их экипажу. Толпа отреагировала на их появление громким гулом, но никто не попытался подойти, пока парочка пересекала площадь и садилась в повозку. Не обращая внимания на собравшихся, шериф взял поводья, и лошади по его команде пришли в движение.
Это стало сигналом для остальных кучеров. Через какую-то пару минут за экипажем Бема и Фегельблада сформировалась своеобразная импровизированная процессия. Разумеется, у Холмса не оставалось другого выбора, кроме как последовать за толпой, так что мы уселись вместе с Рафферти в четырехместный экипаж Кенсингтона и оказались где-то ближе к центру нестройной колонны из пятнадцати колясок.
– Уму непостижимо, чтобы шериф позволил подобный спектакль, – буркнул Холмс, который, видимо, считал, что только мы будем участвовать в мероприятии (помимо шерифа и Фегельблада, разумеется).
Как он сам планировал замаскировать свое участие в подобном кулуарном собрании, я не понимал, но это вряд ли теперь имело значение.
Кенсингтон, как оказалось, мог ответить на претензию Холмса:
– У Гуса не было другого выбора. Когда просочился слух, что Нильс возвращается, чтобы выкопать рунический камень, все большие шишки города захотели увидеть великое событие своими глазами. В первых двух экипажах едут окружные чиновники, а ведь именно они подписывают Гусу чеки.
– А почему бы им не поприсутствовать? – весело спросил Рафферти, причем ему самому происходящее явно доставляло удовольствие. – Такой чудесный день. Ни облачка! Самое то для поездки за город.
– Ну-ну, – хмыкнул Холмс, откинувшись на сиденье и надвинув шляпу на глаза. – Разбудите меня, когда прибудем.
Как только мы добрались до края города, повозки повернули на юг и двинулись по той же дороге, по которой мы с Холмсом ездили на ферму Олафа Вальгрена после приезда в Александрию. День и правда выдался приятный, и мили пути мы преодолевали без особых усилий. Холмс был не в настроении разговаривать, зато Рафферти жаждал заполнить паузу и потчевал меня продолжением историй о своем житье-бытье на Диком Западе. Всегда сложно было определить, основаны ли истории Рафферти на фактах или же это всего лишь пример приукрашивания действительности. Рассказ о том, как Шэд весь день расстреливал гремучих змей с Бедовой Джейн
[23]
, не показался мне совсем уж неправдоподобным, но я не готов был поверить, что наш друг одним только взглядом привел в замешательство самого Дикого Билла Хикока в салуне Дедвуда за неделю до печально известной гибели стрелка
[24]
. Однако истории были очень увлекательными, и я даже не заметил, как мы добрались до фермы Фегельблада. Территория выглядела такой же запущенной, как и у соседа, хотя чуть в лучшем состоянии. Вместо дома имелась времянка, к которой притулились тут и там односкатные пристройки – некоторые из них, казалось, и вовсе были из картона. Однако выкрашенный в красный цвет амбар находился в более сносном состоянии, как и несколько маленьких строений вокруг него, да и инструменты, лежавшие на виду, годились к работе.
