Пролог
Ведьма Гризелла готовилась ко сну. После тяжелого дня, полного праведных трудов, слипались глаза. Сил едва хватило накрутить седые волосенки на самодельные бигуди и смазать морщинистое лицо сметаной. Приблудный кот попытался выпросить у бабки что-нибудь вкусненькое, но ведьма так на него взглянула, что попрошайка взлетел куда-то под потолок и затих.
Расправив кокетливые оборки на подоле розовой ночной рубашки, Гризелла взобралась на кровать, зарылась в ворох одеял, с наслаждением вытянула уставшие ноги и провалилась в глубокий, спокойный сон, каким спят после достойно прожитого дня.
Сон Гризелле снился интересный, яркий, и по сюжету запах серы, сопровождаемый жалобным звоном глиняных мисок, не предполагался.
— Вот ведь черт, — выругалась она, продирая глаза.
— Он самый, — рассмеялся ночной гость, невидимый в темноте.
— А без спецэффектов никак? Мог бы по-человечески в дверь постучать.
— Велика радость — среди ночи перед твоей избой танцевать. Она только после семнадцатого поклона изволила обратить на меня внимание — повернулась задом. Ко мне, между прочим, не к лесу. Собирайся, работа есть.
Сгинь нечистый! Какая работа ночью? Тем более что я уже двести лет как на пенсии!
— Гризеллочка, — елейным голоском черт, — работа действительно срочная!
— Сгинь, сказала! — Ведьма закрыла глаза, надеясь поймать обрывки ускользающего сна.
— Ну Гризелла, — заканючил рогатый гость, — ну войди в мое положение, ведь премии лишат. Бюрократы из отдела Судьбы все переиграли, а мы страдаем!
— Это бюрократы, не мои — сами и разбирайтесь! Сгинь, — сердито буркнула ведьма и глубже зарылась в одеяла.
— Помоги, мать родная! — Молитвенно сложив руки на груди, проситель опустился на колени и попытался выдавить скупую слезу. Глаза у нечистого были наглые и для подобной процедуры совершенно не приспособленные, поэтому попытка заплакать вызвала обратный эффект — старуха рассвирепела.
— Не доводи до греха — зашибу!
— Гризелла Бенесафуиловна, — взвыл черт, — в последний раз! Всем отделом на тебя молиться будем! Помоги, ради бога!
— Тьфу, богохульник, а это видел? — Бабка показала большую костлявую фигу и отвернулась к стене. Нечистый подполз ближе и неожиданно то неньким голоском запричитал:
— Ой, да что мне горемычному делать-то? Чем малых деточек кормить-то? Ой, по карману стукнут, мало не покажется!
— Я тебя тоже стукну. И тоже мало не покажется, — мрачно пообещала бабка, — да и детей у тебя нет бесстыдник. И не смей играть да моем материнском инстинкте! Он давно атрофировался! Мне детей по должности, между прочим, кушать положено — три раза в дань! На завтрак, обед и ужин! Детушек, говоришь? Врешь! Всю премию на девок истратишь, знаю тебя, гуляку.
— Только на тебя, Гризеллочка, только из тебя! — Черт вдруг вспомнил о болезненном пристрастии ведьмы к ночной одежде и принялся вдохновенно врать — Я на днях такую симпатичную пижамку видел, закачаешься! Помоги, а я уж не обижу!
— Обманешь ведь, — усомнилась бабка, но из-под одеяла все же вылезла.
— Да провалиться мне на этом месте! Такая вся розовенькая, в бантиках, а по низу гусята вышиты. Штанишки с оборками. А на кармашках тоже гусята, только покрупнее, вот те крест! — Черт истово перекрестился.
— Тьфу, ирод, — всплеснула руками сварливая хозяйка, — тебе по рангу креститься не положено! Опять Большой Босс чудит?
— Да нет, он сам удивлен. — Чувствуя, что ведьма уже готова согласиться, гость перевел дыхание и немного расслабился. — Дело в том, что утвердили один план, а к исполнению представили совершенно другой.
— Ну и что? — Из-за ширмы, где ведьма переодевалась, ее голос звучал глухо, но заинтересованно.
— А то, что работу мы провели досрочно — согласно первому плану, а они…
— Ну-ну, научи дураков Богу молиться… Дальше-то что?
— А то, что у короля — сын, у королевства — наследник, а у нас премия… должна была быть. Мы уже собирались отметить, а тут, по вновь утвержденному плану, оказалось, что все нужно переделать заново. Люцифер сказал, что если к утру не исправим, то он устроит нам коллективное лизание сковородок!
— Бессмертный Данте застрелится, увидев такое!
— Я первый бы его пристрелил за такую болезненную фантазию!
— А конкуренты что говорят? — спросила ведьма, повязывая облезлую шаль.
— А что конкуренты? Покачивают нимбами да посмеиваются. Сами, наверное, свинью и подложили. — Черт устало вздохнул и присел на край стола, но так как плотность материи была разная, то он прошел сквозь дерево. Вся нижняя часть гостя скрылась под веселенькой, в цветочек, скатеркой. Картинка получилась забавная — половинка черта на столе, вместо цветочной вазы. Бабка хихикнула:
— Конкретнее, что с королевичем делать-то?
— Вот! — Черт вскинулся я откуда-то из воздуха достал лист бумаги. — Здесь все! Как изъять, куда положить и прочие подробности.
— Изверги, — возмутилась ведьма, пробежав глазами указ. — Это кто ж такой киднепинг выдумал? Нет, не возьму грех на душу!
— Не губи! — Рогатый снова упал на пол и обнял острые бабкины коленки. — На тебя вся надежда! Я к пижаме чепчик добавлю, чтобы комплектом было!
— Чепчик? — уточнила Гризелла.
— Да, чепчик и… — Тут черт задумался, вспоминая, что же еще надевают женщины, ложась в постель, но в голову ничего не приходило. Он точно знал, что нормальные люди и, кстати, нелюди тоже, ложась в постель, раздеваются, а не наоборот, — …еще чепчик!
— Ну, смотри у меня, не заплатишь — три шкуры спущу!
— Да за кого ты меня принимаешь?
— За прохвоста, — просто ответила бабка. — Ладно, сегодня помогу, но учти — в последний раз!
Обрадованный черт расцеловал старуху и пропал, а ведьма, оседлав помело, вылетела в трубу.
В королевском дворце было необычайно тихо. Да и немудрено устать после семидневного празднества по случаю рождения наследника, все балы да турниры, балы да турниры…
Замок спал. Лишь часовые изредка перекликались, нарушая ночную тишь. Но вот какая-то сонная одурь навалилась на стражников, слепляя веки, и вскоре они все до единого погрузились в сон. Все спали мертвым сном, и некому было заметить маленькую фигурку, скользнувшую в огромное дворцовое окно.
Гризелла, а это была именно она, немного поплутала по многочисленным залам да коридорам, но все же нашла детскую. С ворчанием, спотыкаясь о спавших на полу служанок, она подошла к колыбели, бережно переложила пахнущего молоком младенца в большую корзину, закрепила ее за спиной и уже хотела было покинуть дворец тем же путем — через окно, как вдруг заметила меч.
