— Джулиус, ты… — нежно прошептала она, но вдруг отстранилась и отвесила мужу увесистую оплеуху, — …где два года шлялся, скотина?!
— Дык, это…
— Что это, что это?! Я как белка в колесе крутилась, чтобы твой драгоценный трактир сохранить, пропади он пропадом!!! Мальчишки без отца совсем от рук отбились! Дите на руках малое, а он! Посмотрите, люди добрые, на этого обормота!
Женщина сунула младенца объявившемуся родителю, села на ступеньку и зарыдала в голос.
— Басенька, — попытался успокоить ее трактирщик, — я же живой вернулся, здоровый, а дома не был из-за того, что волшебник превратил меня в рака. Я в реке два года сидел. Под корягой.
— А мне-то каково было? Ты об этом подумал?! Ты хоть представляешь, как эту ораву трудно одеть, умыть, накормить? А сколько сил на одни подзатыльники уходит? Нет, ты мне скажи, ты понимаешь, что такое семья?
Трактирщик бочком придвинулся к жене и только теперь заметил копошащегося у него на руках младенца.
— Басенька, а я вроде бы только троих детей оставлял, откуда же этот взялся? — деликатно спросил он.
У Басеньки мигом высохли слезы.
— От тоски по тебе, — вскинулась она, а Джулиус на всякий случай отодвинулся подальше от темпераментной супруги. — Портрет твой у сердца носила, глаз с него не спускала, и вот, пожалуйста, результат!
— Да разве же такое бывает? — изумился трактирщик.
— Значит, в реке два года сидеть — бывает, а ребенка от тоски да любви понести — не бывает?! — Женщина уперла руки в крутые бока и грозно посмотрела на низкорослого мужа. — Значит, в рака превратиться — у нас обычное дело, а ребенка родить — из ряда вон выходящее?! Тебе что, куска хлеба для него жалко, не прокормишь, что ли?!! Да что ты ко мне привязался, да пусть он будет!!!
— Басенька, да разве ж я против? Пусть будет, дети мне в радость. — Джулиус освободил из цепких ручонок малыша свой нос, передал младенца старшему сыну и прижался лицом к груди разъяренной супруги. Та, успокоившись, расцеловала сверкающую лысину мужа.
Марта, наблюдая эту трогательную семейную сценку, всхлипнула. Бенедикт, боясь, что дражайшая невеста от умиления разрыдается, тронул коней. Трактирщик, поглощенный встречей с женой, не заметил их отъезда.
— Вот они, женщины! Все они такие, — философски заметил Гуча. — Дурят нас, как хотят, вертят нами, а стоит пустить слезу и надуть губки — мы тут как тут? Стоим на карачках у их подала и хвостами виляем. Так ведь им этого мало — они норовят на шею сесть. И ведь стоит только чуть-чуть слабину показать, садятся и везти заставляют. И погоняют — не шарфиком легким, а палкой!
— Вот и я говорю, зачем мне жениться? — вставил Самсон. — Себе небось такой судьбы не желаешь?
— Молчи, женоненавистник, как миленький под венец побежишь, не отвертишься!
Телега остановилась у низкой ограды. Дом короля, добротный и основательный, как все в королевстве, гордо возвышался над городом своими пятью этажами.
Из окон выглядывали улыбающиеся служанки и многочисленные родственницы короля. Марта, вдруг заревновав, собственническим жестом притянула к себе Бенедикта. Так и ступили на стерильную дворцовую площадь: впереди — жених и невеста, следом — черт и вор, за ними — старая кляча, еле до тянувшая телегу с золотом до финиша.
Любящий папочка — Евдоким III — уже спешил навстречу. Совершенно лысый и очень толстый, издалека он казался катящимся клубком ниток. Широкая мантия колыхалась из стороны в сторону, подметая и без того чистые плиты двора. Небольшая корона держалась на яйцеголовом правителе с помощью веревочек, завязанных кокетливым бантиком меж толстых складок подбородка.
— Марточка, радость моя, я так волновался так волновался!
— Плохо волновался, — грубовато ответила дочь и, отвернувшись, распорядилась перенести мешки с деньгами в казну. — Если бы ты действительно переживал, то не продешевил бы так!
— Марточка, может быть, тебе у разбойников и виднее было, сколько с них взять, — виновато сказал король, — но я-то здесь в неведении был. Атаман такой худенький, явно недоедает, на коленях умолял снизить цену. Я же, как отец своих подданных, просто был обязан проявить милосердие.
— Ой, да перестаньте, папа! — почему-то возмутилась Марта. — Вы что, не видите — у нас гости.
Король внимательно оглядел спутников принцессы и повернулся к дочери:
— Марточка, а что это ты так крепко держишь молодого человека, он что, должен тебе?
— Должен, — ответила дочь, — пятьдесят лет счастливой жизни должен!
— О, нет! — застонал король. — Неужели опять! Марта, я свое слово сказал, ни сольдика не добавлю! В конце концов, когда я умру, все королевство твое будет!
— Вот об этом мы сейчас с тобой и поговорим! Принцесса мило улыбнулась и приказала: — Устроить дорогих гостей, а мы с папой брачный контракт составим.
Евдоким III и его экономная дочь исчезли в недрах дворца. Друзей окружила стайка хихикающих служанок. Гости и не заметили, как оказались в купальне.
В огромной комнате клубился пар. В центре стояли три большие бадьи, наполненные ароматной водой. По стенам висели пушистые полотенца. На полках лежали разноцветные куски мыла, всевозможные щетки и мочалки, множество баночек и бутылочек с различными составами, нужными для наведения чистоты.
Гуча, видевший и не такие блага цивилизации, спокойно позволил себя раздеть и с удовольствием разлегся в горячей воде, подставляя бока умелым ручкам девушек. Стеснительный Бенедикт быстро вымылся сам, а вот с Самсоном возникли проблемы. Он ни за что не хотел мыться и не позволял себя раздеть, что, впрочем, не помешало ему перещупать всех служанок.
Затем друзей проводами в просто обставленную комнату.
— Ну что за дворец? — разочарованно произнес Самсон, когда их наконец оставили одних. — Ни тебе ковров, ни балдахинов, ни золотых статуэток. Как в крестьянском доме — дубовые кровати, домотканые половики. Я думал, что во дворце полно излишеств, а тут просто, как в казарме.
— Не видел ты казарму, балбес, — проворчал Гуча. — После нее тебе бы этот домик раем показался. А излишества у них в сокровищнице лежат. Страна у них такая, практичная. Дворец, Самсонушка, лишь отражение нравов народа, порой, конечно, не во всем, но отражение.
— Тьфу! — Самсон плюнул на сверкающий паркет.
Тут же открылась дверь, и в комнату вплыла толстая поломойка. Она подтерла плевок и, неодобрительно сверкнув глазами на Рыжего, так же молча вышла.
— Вот это да! — восхитился Бенедикт. — Видимо, к полу подключена сигнализация, реагируют мгновенно!
— Дурак, они нутром чуют грязь и беспорядок, у них это в генах заложено. Шаг вправо, шаг влево от установленных норм — расстрел, если не расстрел, то генеральная уборка как минимум.
— Мудрено говоришь. — Самсон плюнул еще раз. Опять вплыла уборщица, подтерла пол, потом грозно взглянула на Самсона и, взяв стоящий рядом посох Гучи, стукнула его по голове.
