– Нет, Гризелла, он просто галантный и не мог допустить, чтобы женщина упала на голую землю. Другие пальто дамам под ноги стелют, а этот дурачок сам в лужу кинулся, чтобы ты, Гризеллочка, платье не замочила.
– Вообще-то меня сшибли, но если бы я заметил, что Гризелле Бенесафуиловне грозит беда, то я сделал бы все от меня зависящее, чтобы помочь ей!
– Ага, ты бы обязательно помог… – съязвил Гуча. – В беду попасть! Гризелла, душенька, тебе действительно повезло, что он не заметил!
– Метла подвела, – проворчала ведьма, зло зыркнув на Гучу водянистыми глазками.
– А метлу что, типа моль поела? – поинтересовался Полухайкин. Теперь, подумав о крушении, которое претерпела Гризелла, он снова вспомнил о подмеченной Гучей закономерности. Его вдруг охватило очень нехорошее предчувствие. И после разговора о приметах отмахиваться от этого предчувствия он не стал.
– Почти моль. Хотя нет, скорее то, чем моль питается. Мексика, дочка твоя, опять набедокурила, – ответила Гризелла.
Папашу сразу сдуло с окна. Ни для кого не было секретом, что дочь свою король Полухайкин бессовестно баловал, за что, собственно, и расплачивался. Деньгами. Бережливая Марта пыталась повлиять на мужа, но потерпела фиаско и в бухгалтерских книгах добавила графу: «Проделки Мексики».
– Не прячься, Альбертушка, хотя меня снова оставили без жилья, я скандалить не буду, так, немного поругаюсь. – Ведьма хищно улыбнулась, оскалив длинные желтые клыки, и вошла в королевский дом.
– Гризелла Бенесафуиловна, позвольте сказать, что мне очень приятны ваши слова и хотелось бы принести извинения… – забормотал ангел, наконец-то поднявшись на ноги, но ведьма его уже не слышала – она вовсю распекала короля Полухайкина в глубине тронного зала.
Бенедикт подошел к окну, подпрыгнул, зацепился руками за подоконник, подтянулся – и сразу же столкнулся с летящим навстречу предметом. Когда он снова поднялся на ноги, то порадовался, что предмет оказался мягким – это была всего лишь подушка с трона. А ведь с его-то счастьем мог бы вылететь и сам трон. Зная Гризеллин характер и свое везение, ангел бы этому не удивился. Из открытого окна неслась скрипучая старушечья брань, рокотал, оправдываясь, Полухайкин, и все это пересыпалось язвительными замечаниями Гучи.
Ангел подошел к двери и остановился на пороге. Стоит ли присоединиться к компании в тронном зале или, помня о своей судьбине, безопаснее будет остаться во дворе? Страсти кипят немалые, а день и так начался не очень хорошо. Но любопытство оказалось сильнее осторожности. Бенедикт уже собрался переступить порог, как вдруг за спиной послышался грохот. Ангел оглянулся и с ужасом уставился в бешеные глаза Тыгдынского коня.
Черный жеребец попытался затормозить сразу всеми четырьмя копытами, но не успел погасить скорость. Да и плиты двора были скользкими после недавнего дождя, и Тыгдын влетел в распахнутые двери.
Как ангел успел вцепиться ему в шею, осталось загадкой и для шумной троицы внутри, и для Тыгдына, и для самого Бенедикта. Впрочем, удивлялись потом, а в тот момент Гуча, Альберт и Гризелла так были увлечены спором, что восприняли въехавшего на крупе Тыгдына с Бенедиктом на шее как нечто само собой разумеющееся. Гризелла спокойно отошла в сторону, а Гуча спросил:
– Ангелок, поскольку коней на скаку только русские бабы останавливают, то смею предположить, что ты его душишь?
Тыгдын хрипел и мотал головой, пытаясь стряхнуть незваного наездника, но Бенедикт, кажется, был в шоке. Шею коня ангел сжал мертвой хваткой, не понимая, что тому вот-вот придет конец. Полухайкин посмотрел в глаза Тыгдыну и все понял.
– Ангелок, ты пальчики типа расслабь, – ласково сказал он и, разогнув по одному скрюченные, посиневшие пальцы ангела, спас коню жизнь.
Альберт бережно отнес блондина в другой угол и усадил на трон. Бенедикт все еще не воспринимал окружающее. Даже когда король кинул ему на колени узел с одеждой, Бенедикт не вздрогнул. Накладки с одеждой во время перемещения из мира в мир случались постоянно, поэтому как у Альберта, так и у Гучи в Крепости всегда наготове был запасной комплект белья и платья для рассеянного путешественника по параллельным измерениям.
Ангел непослушными пальцами развязал узел и принялся натягивать одежду. Он несколько раз совал ногу мимо штанины, пока надевал разноцветные брюки, непослушными пальцами застегнул пуговицы шитого золотой нитью кафтана и нахлобучил шляпу с фазаньим пером, даже не заметив, что головной убор надет задом наперед.
– Мексика… – прохрипел Тыгдын.
– Что, и тебе сегодня досталось? – участливо спросил черт. – Талантливая у тебя дочка, друг Полухайкин.
– Мексику украли, – выговорил наконец конь.
Его огромная грудь раздувалась, словно кузнечные мехи, глаза бешено вращались, а с боков хлопьями падала пена. Тут же в зал вошла толстая поломойка со шваброй в руках и принялась вытирать пол. Она неодобрительно смотрела на коня, но молчала – король быстро отучил ее ворчать в своем присутствии. Вредная уборщица с трудом сдерживалась, но потом, как правило, отводила душу на кухне, долго ругаясь в присутствии служанок. Она все никак не могла забыть историю пятнадцатилетней давности, когда гостевая комната по вине Бенедикта, Самсона и Гучи была завалена навозом.
– Ты уверен, что это не очередная шалость? – осведомилась Гризелла.
– Это не шалость, это беда. Девочку украли прямо с моей спины и унесли в неизвестном направлении, а я даже не заметил, кто это сделал. – Тыгдын опустил голову, мокрая грива повисла длинными сосульками.
– Кем бы этот похититель ни был, – ехидно пропела Гризелла, – надеюсь, он знал, что делал.
– Что за шум во дворце ранним утром? – В зал вошла королева Марта с полным передником яиц.
За прошедшие годы королева стала еще пышнее и основательнее. На круглом, словно полная луна, лице – ранеточный румянец, ямочки на щеках. Носик, маленький, пуговкой, усыпан мелкими коричневыми веснушками. Аккуратная коричневая одежда и обязательный для женщин фартук – белоснежный в любое время дня. Как жительницы Рубельштадта умудрялись сохранить эту белизну в первозданном виде при многочисленных делах – оставалось загадкой. Две тугие, с руку толщиной, косы спускались из-под белого чепца на необъятную грудь. Марта была довольна жизнью, приветлива и очень рачительна.
– Марточка, ты это… не волнуйся. – Полухайкин решил сначала подготовить супругу, чтобы известие не стало ударом. – Дочку украли.
– Ох, – всплеснула руками Марта.
Яйца посыпались из передника и раскатились по всему залу. Они были крупные, идеально круглые и почему-то розовые. Но самым удивительным было то, что, упав на пол, ни одно не разбилось. Марта кинулась к мужу, и Полухайкин, обняв жену, погладил ее по волосам огромной ладонью. Сердце его сжалось от страха за дочь, но не только – в Альберте волной поднималась ненависть, грозя затопить и душу, и тронный зал, и все Иномирье. Кем бы ни был похититель, он очень пожалеет о случившемся!
