– С сегодняшнего, – отрезала решительная Брунгильда, – сразу же, как вернемся домой, направимся на плац.
Гуча вспомнил тот единственный раз, когда он посетил Брунгильдино тренировочное поле, – и скривился. Тогда он показал себя не с самой лучшей стороны и до сих пор вспоминал те гонки с препятствиями как самый страшный кошмар, какой только был в его жизни.
Но на Брунгильду тоже подействовала свадебная атмосфера чистой романтики. Она кокетливо – как ей показалось – посмотрела на Гучу и произнесла слова, которые выбили черта из колеи очень и очень надолго:
– Я буду в этот раз зрительницей и надену один из тех неприятных и неудобных мундиров с оборками и длинными юбками, каких ты мне натаскал полные сундуки.
Чингачгук поперхнулся грибочком, который только что надкусил, и надолго умолк, пытаясь представить свою военизированную супругу в платье.
– Самсон, – прошептала Акава, наклоняясь к мужу, – то кушанье, что тебе так тогда понравилось, на самом деле никакие не слизни, и в личинках древесных тараканов их никто не обваливал!
– Акава, – перебил зеленовласую супругу рыжий вор, не дослушав до конца, – я бы съел то, что ты даешь, даже если б это кушанье было сделано из помета троллей, обвалянного в верблюжьих колючках!
Лицо изумрудноглазой красотки вытянулось, глаза стали похожими на блюдца.
– Откуда ты это узнал? – изумленно спросила она.
Самсон замер, лицо его приобрело землистый оттенок, а веснушки из оранжево-красных стали коричнево-черными.
– Догадался, – просипел он и подумал; что проще было бы принять яд из рук любимой супруги, чем приготовленное ею кушанье.
Акава недолго сохраняла серьезное выражение лица. Она прыснула и поцеловала супруга в посеревшую щеку.
– Вот глупый, я же шучу! – сказала она, смеясь. – Это были обыкновенные болотные мухоморы в соусе из белых поганок с добавлением дурман-травы и ила.
Самсон снова поперхнулся – на этот раз под громкий хохот соседей по столу – оборотней.
– Аполлоша, – очень серьезно сказала Мексика, – я поняла – это на всю жизнь.
– Что именно, муха? – Аполлоша отдавал должное угощению, и романтично-торжественный момент его не затронул.
– Ты должен немедленно на мне жениться, иначе можешь упустить все свое жизненное счастье.
– Интересно, малявка, – усмехнулся колючий, как и все подростки, Аполлоша, – а кто знает, в чем мое счастье?
– Я знаю, – серьезно ответила девочка. – Твое счастье во мне. Я твое счастье!
– Ты мой хвостик, – рассмеялся Аполлоша, переводя все в шутку. И действительно, не воспринимать же всерьез лепет пятилетней крохи!
Но Тыгдынский конь, подняв морду от чашки с овощами, очень серьезно сказал:
– Вполне возможно, я бы даже отметил, наиболее вероятно, что девочка права.
Чем поверг парня в смятение. Мексика между тем переключила свое внимание на коня, задав вопрос:
– Тыгдын, а может, мы тебе тоже какую-нибудь невесту найдем?
– Спасибо, не надо, – отмел на корню это предложение эрудит, но потом заржал, будто рассмеялся. – Хотя если ты найдешь кобылу, которая умеет разговаривать на всех языках, окончила все образовательные заведения и при этом знает больше меня, то я, пожалуй, согласен.
– Я очень серьезно отнесусь к этому вопросу, – пообещала Мексика и хитро прищурилась. И наставник, точно зная, что означает такой взгляд, похолодел.
– Гризелла, можно на ты? – спросил Господин Смерть.
– Можно подавиться, загнуться, накрыться медным тазом, – прошипела ведьма.
– Я понимаю, что любить ведьму – это значит взять на себя большую ответственность, – произнес Мафусаил так проникновенно и с такой серьезностью, что у Гризеллы заблестели глаза. Она моргнула, убеждая себя, что это не слезы, совсем не слезы.
– Не будет толку от твоей любви, – прошептала она, и лицо ее при этом стало грустным, даже каким-то горестным. – Нет нам счастья – ведьмам. Мы обречены на одиночество. Ты не бойся, тебе не обязательно на мне жениться. Удачу в играх, да и не только в них, но и во всех остальных делах я тебе и так наколдую.
– Да удача у меня и так есть, мне ты нужна, – ответил Мафусаил, вдруг осознав, что Гризелла понравилась ему еще с первого взгляда. Он слышал, что она была уродливой старухой, но он этого не заметил. Как-то получилось заглянуть внутрь – туда, куда Гризелла никого не допускала. Он поднял руку и погладил прекрасную ведьму по голове, и тут случилось чудо – змеи пропали. Вместо них под пальцами Мафусаила струились шелковистые светлые кудри.
Гризелла вздохнула. Она водила ложкой по тарелке, но аппетита не было, так ни кусочка и не съела.
– Ты пойми, – тихо сказала она, – я даже если и не хочу, то все равно делаю злые дела. Сущность моя такая. Мне придется разрушить твою жизнь, чтобы сохранить себя.
– Ну это мы еще посмотрим, – заявил Мафусаил, чувствуя такой азарт, какого не было ни в одной игре.
На другом конце стола трактирщик Джулиус смотрел на Басеньку. Он ничего не говорил, не было таких слов, какие могли бы описать ту любовь, что горела в его сердце.
– Джулиус, – сказала Басенька, наклонившись к супругу, – у нас будет еще один ребенок.
– Басенька, – прошептал Джулиус, – ты же знаешь, что я люблю всех сыновей, на кого бы они ни походили.
– На этот раз будет девочка, – сказала Басенька, – и похожа она будет на тебя.
Трактирщик булькнул что-то неразборчивое и надолго умолк, переваривая новость. Он вдруг представил дочь со своей внешностью и расстроился до слез. Он бы предпочел, чтобы девочка была похожа на кого-нибудь другого, на Бенедикта например.
Грянули бубны, и цыганки, сорвавшись с мест, закружились в танце. Они держали в руках яркие платки и так красиво размахивали ими, что со стороны казалось, будто куски материи, украшенные бахромой, живут своей жизнью.
– Хорошая свадьба, – одобрительно кивнул Полухайкин, – с цыганами, в натуре!
– И с саранчой! – Гуча кивнул на ангела.
Тот сметал со стола все, до чего могли дотянуться руки. Он не глядя шарил по столу, ощупывал тарелки, а Медуза Горгона, выпучив и без того огромные глазищи, пододвигала жениху все новые и новые кушанья.
– Ангел ты наш, – произнес Гуча, наблюдая за тем, как Бенедикт ест, – ты бы помедленнее.
Бенедикт замер и, обнаружив перед собой гору пустых тарелок, покраснел.
– Извините, – пролепетал он, – я, кажется, опять все съел? Никак не могу привыкнуть к такому способу восполнения энергии.
– Да еды-то не жалко, – усмехнулся черт. – Вот только учти, что у тебя сегодня первая брачная ночь.
