– Дело говоришь. – Полухайкин помрачнел, вспоминая прошлогодние события. Он нахмурился – складки с затылка поползли на лоб, по пути уронив корону. – Верно подметил! Помнится, в прошлый раз этот отморозок в одних штанах прибыл – и что было!
– А что было? – спросил Самсон, не открывая глаз. Видимо, первым чувством, которое к нему вернулось, было любопытство. Он в прошлый визит Бенедикта отсутствовал – висел вниз головой на столбе в городе своего детства.
– А то и было, что в прошлый раз друг наш прибыл не один, а с козлом…
Самсон, хохоча, выбрался из теплой лужи и подошел ближе – ему не хотелось пропустить ни слова. История, как по опыту знал Самсон, обещала быть интересной.
– Не, Рыжий, ты не смейся, – серьезно сказал Полухайкин, – в натуре, он козла с собой притащил. И не простого козла, а опущенного!
– Не опущенного козла, а козла отпущения. Из Израиля, между прочим, – внес поправку ангел, – от древних евреев доставил. Они на него все грехи, накопившиеся за год, складывали и отпускали в пустыню.
– Ну и вез бы его в пустыню, к Томке Собакиной, пусть бы верблюжью колючку там жрал. На черта ты его в мой огород выпустил? Я до сих пор кротам в глаза не могу спокойно смотреть. – Альберт с раздражением ударил ладонью по мощной ляжке, обтянутой коричневой кожаной штаниной. – До сих пор это… как его там…
– Моральный ущерб возмещаешь, – подсказал черт.
– Точно, типа дань плачу! – вскричал Полухайкин.
Несмотря на то что прошел уже целый год, неприятные события все еще были свежи в памяти Альберта Ивановича. Дело в том, что козел съел всю капусту в Марточкином огороде.
Гуча помалкивал, он прищурил глаза и хитро ухмыльнулся. Это он отвязал козла. Не специально. Просто так получилось. Помнится, тогда они со стариком Аминатом вели задушевную беседу у той самой изгороди, к которой злополучное животное было привязано. Наглая скотина из Израиля дико орала и нарушала ход плавной философской беседы. Под фирменную настоечку отшельника трудно было поймать нить ускользающей мысли, а тут еще этот… козел! Кто же знал, что животина, обретя свободу, сразу же понесется в огород? И не просто сходит на экскурсию, а устроит там такую потраву, что спокойная Марта, увидев это, зайдется в диком визге и перебудит весь Рубельштадт?
– Утром, услышав вопль жены, Полухайкин соскочил с постели и в одних подштанниках, но в короне и с мечом в руке понесся спасать благоверную, – продолжал рассказ Гуча. – Никакого врага не увидел и с минуту стоял, пытаясь сообразить, что же так расстроило супругу, а когда наконец понял, то тут же саморучно, этим же клинком раскопал все норы, вскрыл весь лабиринт, в котором проживали землеройные гномы. Марта попыталась остановить супруга, не дать ему разорить вконец капустную плантацию, да куда там! Вся слезами изошла, бедная. Гномов Альберт выловил всех до единого и посадил в птичьи клетки. А потом устроил расправу.
– Не, амиго, – перебил рассказчика король, все еще хмурясь, – я их не бил. Че ты несешь? Какая пытка? Так, кошку иногда запускал к ним, но до мокрухи ни разу не дошло. Не по понятиям…
– Добрый ты у нас, Альбертушка, – рассмеялся черт. – А потом, Самсон, потом было самое интересное!
– Что было-то? – Самсону не терпелось услышать конец истории.
– А то и было, – помрачнел Полухайкин, – что козла отпущенного выловили.
– А я что говорил?! Зря ты на гномов разозлился! – Гуча похлопал друга по богатырскому плечу.
– Точно, амиго, но я, когда на кротов наехал, не знал же, что белобрысый такое западло в подарок притащил…
– Слушать друзей надо, я тебя предупреждал! – серьезно произнес черт.
Он никому не выдал своей тайны: это он отвязал козла и являлся едва ли не прямым виновником прошлогоднего инцидента. Не только не выдал, а даже втихомолку гордился учиненным переполохом, объясняя себе это чувство свойством своей натуры, которую, как известно, не переделаешь. Черт он, в конце концов, или кто? Молчал и молился неизвестно кому, чтобы отшельник тоже не вспомнил о том, кто отвязал прожорливое животное. Во всем, что могло испортить настроение его жене, Альберт был скор на расправу.
– Я не специально, – пролепетал Бенедикт, – я обряд интересный хотел на местную почву привить…
– Вот и прививал бы в пустыне, там эта… типа почва для таких козлов в самый раз!
– Нет, Альберт, ты не прав. Нашей почве эта история тоже на пользу пошла! Ты так огород перепахал, когда гномов ловил, что трактор соляркой захлебнулся бы от зависти. Если б он тут был, конечно.
– А гномы что? – не унимался любопытный вор. Он не однажды наблюдал утренние совещания короля с маленькими подземными жителями. Сам король эти сборы называл «стрелками».
– А что кроты? Забили стрелку и развели по понятиям. Я же не крыса какая, если сам косяков наворотил, то сам и вину могу признать. Неправ был. Зато бригада у меня теперь крутая, пацаны хоть и маленькие, но если что надо – из-под земли достанут… Не, Самсон, ты не смейся, они хоть и недомерки типа, но пацаны правильные, с понятиями!
– Вот, значит, как, – покачал рыжей головой Самсон, а ангел поморщился, предугадав следующий вопрос. – А Бенедикту что было за то, что козла отпустил?
– Че? Ты че несешь? Козла не он отпустил, а если б он, то я бы ему морду не стал бить – не по понятиям руки марать! Он же не настоящий козел, а этот… типа – муж козы! А Бенедикт его отпустил! В мой огород отпустил!
– Что, и мордобой был? – Самсон посмотрел на Бенедикта.
Тот покраснел и опустил взгляд. Синие глаза потемнели, а гладкий лоб перерезала морщинка. Ангел не любил вспоминать, как его впервые в жизни побили. И не просто побили в случайной драке, а целенаправленно, кулаками, разукрасили всю физиономию! Бенедикт с глубоким вздохом посмотрел на друзей.
Альберт сегодня надел национальную одежду Рубельштадта. На нем были кожаные штаны и коричневый кафтан. Он сидел на подоконнике, оседлав его, словно коня. Мощная, мускулистая нога свисала наружу, другой ногой он постукивал по полу в тронном зале, немного нервничая. Примета, которую вывел Гуча, слегка напрягла короля. Полухайкин временами становился очень суеверным. А когда рядом был Бенедикт, то Альберт не только верил во все приметы, но и не снимал оберег – тяжелый серебряный крест, купленный еще в Зелепупинске. Он поднял с пола корону, нахлобучил ее на голову и сурово взглянул на ангела.
Тот выставил вперед ногу и заложил руку за спину. Замотанный в занавеску блондин был похож на помесь римского патриция с индийским йогом. Полухайкин усмехнулся – сравнение напрашивалось, наверное, из-за родинки меж бровей. Кришнаит прямо! Когда Бенедикт появлялся в Иномирье, родинка сразу начинала светиться перламутром, и все старания ангела, который какие только средства ни перепробовал, чтобы свести ее, были тщетны.
Родинку эту ему сделали в гареме Гуль-Буль-Тамар, где Гуча, желая поскорее отвязаться от Самсона, которого по ошибке приняли за принца, решил женить рыжего пройдоху. Но они попали впросак, не зная, что у правительницы Фрезии уже есть муж – и не один, а целых семьсот. Там «женихов» затащили в купальню и разукрасили по всем правилам, согласно местным канонам красоты.
