Между тем моя головная боль и не думала проходить, усиливаясь с каждой минутой. Сознание так шатко балансировало на грани бытия и небытия, словно играло со мной в некую злую игру. Очень хотелось пить. Горло пересохло и саднило. Ощупывая шею, я попутно обнаружила пропажу своего заветного медальона, что окончательно меня расстроило. Всегда считала — пока он со мной, то надежда выжить и избежать самых страшных бед еще есть. Видимо, теперь я лишилась всего, даже веры в удачу!
— Воды! — в качестве попытки хрипло выдохнула я, впрочем — даже и не надеясь, что меня услышат. — Прошу, воды…
Неожиданно в сваленных посреди комнаты коробках что-то негромко зашуршало. Сначала я испуганно замерла, а потом плюнула на осторожность, принуждаемая к тому сильной жаждой, и закричала так громко, как только смогла:
— Помогите! — Кажется, мой крик больше напоминал слабый мышиный писк. — Воды!
Из коробок выскользнуло несколько неясных теней и приблизилось ко мне, попутно обретая очертания фигур трех здоровенных кошаков. Коты беззвучно подкрались к топчану и расселись полукругом на полу, с любопытством рассматривая меня светящимися в полутьме зелеными глазами.
— А вы чего тут делаете? — удивленно прошептала я, в свою очередь недоуменно таращась на столь необычных сокамерников. — Тоже неведомо за какие преступления срок мотаете?
— Мяу! — снисходительно подтвердил первый кот, черный как смоль.
— Мы-ы-ыр! — эмоционально поддакнул второй, пушистый и трехцветный.
— Убедительно звучит! — усмехнулась я. — Спасибо за компанию. А если еще подскажете, за какие такие грехи и меня сюда упрятали…
— Мявк! — смущенно отвернулся черный котяра, очевидно стыдясь собственной неосведомленности.
— Мы-ы-ыр! — однообразно повторил трехцветный.
— Ясно! — разочарованно хмыкнула я. — Моя вина остается загадкой и…
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — неожиданно внятно, человеческим голосом и с вкрадчивыми интонациями вопросил третий кот, в упор взирая на меня.
— Че… — Пересохшее горло предательски отказало в самую нужную минуту, и я поперхнулась словами. — Чего ты сказал?
— Тебя же интересует твоя вина? — Третий кот — полосатый, серый, упитанный, молчавший до сего мгновения, — уселся на хвост, совсем по-человечески подпер подбородок лапой и немигающе уставился на меня. — Вот я ее тебе и озвучиваю. Устраивает?
— Ик! — обалдело ответила я, отказываясь верить собственным глазам. Говорящий кот? Нет, невозможно, такие даже у нас в Мидире не водятся!
— Значит, не поняла, — философски вздохнул кот. — Ты совершаешь неправильные поступки, девочка, зато пренебрегаешь правильными. За это и угодила в оную кутузку…
— Погоди с демагогией! — нетерпеливо перебила я. — Лучше скажи, почему из всех троих котов — разговариваешь только ты?
Коты заинтересованно переглянулись.
— А шут его знает! — почти равнодушно повел носом серый. — А может, мне тоже не стоит общаться с такой невежливой особой?
— Да кто ты такой и почему осмеливаешься читать мне нотации? — взорвалась я, возмущенно приподнимаясь на топчане, враз позабыв и о жажде, и о своей головной боли. — Хам, нахал хвостатый!
— Злость — это такое состояние, когда язык работает намного быстрее мозга, — насмешливо парировал кот. — Объясняю доходчивее: не говори того, о чем впоследствии пожалеешь, девочка.
— Да какая я тебе девочка! — вознегодовала я. — Заруби себе на носу: мое имя — Сафира! Я — леди из дома Пурпурного Лотоса.
— О, прошу прощения, разрешите представиться… — Серый кот поднялся на задние лапы и галантно раскланялся. — Меня зовут Маврикий!
— Ты! — Я обрадованно подпрыгнула на топчане. — Так это ты! Извини, сразу не узнала…
— Я! — спокойно согласился тот, кого я уже отчаялась найти. — Если, конечно, вы, леди, соизволите пояснить, какой именно смысл вкладываете в это короткое обращение!
— Ну как же, — возбужденно зачастила я, — ты принял в себя информационную матрицу мэтра Сабиниуса, сбежал из Листограда, унес с собой Светоч, прошел через рамку и…
— Не помню… — перебил меня Маврикий, растерянно потирая лапой морду. — Почти ничего не помню. Извини, дорогая…
— Ах! — разочарованно вскрикнула я. — Но как же так? И где сейчас Светоч? Ты же носил его на шее, вернее — должен был носить!..
— Не помню! — виновато повторил кот, хватаясь за свою шею. — Потерял, наверное…
— О-о-о, убей меня, богиня Дану! — истерично завизжала я, хлопая себя по лбу. — Как же ты умудрился совершить подобную глупость? Если ты потерял Светоч, то это конец всему! Наш мир погибнет, а мы сами никогда не вернемся домой… — Тут головная боль внезапно напомнила о себе, я прикусила язык и замолчала.
— Глупость — лучшее средство от разочарования! — фыркнул Маврикий, воинственно топорща усы. — Ты сначала выздоровей, а потом мы вместе во всем разберемся. — Он метнулся обратно к коробке и тотчас же вернулся обратно, неся в передних лапах чем-то наполненную чашку, которую приложил к моим губам. — Пей, — приказал кот. — Пей и спи. Знаешь, здоровье-то — оно завсегда важнее всего.
В чашке оказалась вода, вкусная и холодная. Я, не отрываясь, опустошила до дна всю немаленькую посудину и с благодарным вздохом вытянулась на топчане. Сон навалился сразу же, только на сей раз он был не болезненно насильственным, а освежающе приятным. Последним, что я увидела, стала усатая кошачья морда, задумчиво склоненная надо мной.
— Листоград, Сабиниус, Светоч… — Маврикий с треском поскреб лапой за ухом. — Не-а, не помню…
Тут мои веки закрылись сами собой, и я заснула.
ГЛАВА 7
На столе, застеленном черной скатертью, горела одинокая свеча в серебряном подсвечнике. Плотно зашторенные окна не пропускали в комнату ни единого лучика света. Серый полумрак исподволь сгущался в углах просторного помещения, грозя захватить его целиком, и превращался в непроглядную тьму — зловещую и тревожную. Казалось, будто в ней прячется кто-то живой… Выпустив сотни тонких щупалец, тьма потихоньку подползала к столу, осторожно обтекая стул с вычурной спинкой, высокую напольную вазу из тончайшего китайского фарфора, этажерку с колбами и ретортами, футляр с новейшим цифровым микроскопом и поставец на кипарисовой ножке, накрытый шелковым платком. Легкий дымок курился над зажженной ароматической лампой, наполняя комнату благоуханием сандалового дерева. Тьма любовно обвила ноги сидящего на стуле человека — женщины, облаченной в атласный пеньюар старинного покроя, и сконцентрировалась в центре помещения, принимая форму огромного черного пса, с горящими словно угли красными глазами. Пес звучно клацнул клыками и издал вопросительное ворчание, но хозяйка сего странного помещения нетерпеливо мотнула гривой свободно струящихся по плечам кудрей цвета воронова крыла и дернула плечом.
